– Милый, ты чего тут застрял? – Лиля заглянула в приоткрытую дверь и увидела Славу – с рукой по локоть в бачке.

– Да тут арматуру сливную поправить нужно. Пять минут, – крякнул Слава, настраивая туалет.

– Оставь, я давно привыкла, меня даже успокаивает этот звук – словно водопадик шумит, – пыталась отговорить его сгорающая от нетерпения Лиля.

– Да не, – прокряхтел Слава, – тут делов на пять минут, я сейчас. У меня на это пунктик.

– Ну хорошо, я тебя жду, все готово, – мурлыкнула Лиля и упорхнула.

Закончив с унитазом, Слава подошел к раковине и, открыв холодную воду, вскрикнул.

– А чего у тебя там, где написано «колд», горячая течет? – крикнул он.

– А там перепутано что-то, привыкнешь, – послышалось из кухни.

Привыкать Слава не собирался, все эти игры с разумом давались ему тяжко. Где написано «горячо», должно быть горячо, и наоборот.

Он сбегал на кухню, выхватил из рук удивленной Лили нож, чтобы поддеть заглушки на барашках смесителя и поменять их местами, поскольку поменять местами трубы не представлялось возможным. А пока возился, внимание его привлекла штора.

«Олеське бы понравилась: плотная, однотонная – не то что я купил, с попугаями», – задумался Слава, разглядывая занавеску.

– Чего так долго? – слегка обиженно спросила хозяйка, зайдя в ванную уже в домашнем платье.

Слава тут же забыл о шторе и понес нож с обломанным кончиком на кухню, где уже ждал романтический обед.

– Это что? – спросил Слава, недоверчиво глядя на морепродукты. – Ракушки, что ли?

– Мидии, – улыбнулась Лиля.

– А зачем?

– Кушать, конечно. С белым вином очень вкусно.

– Мы такие в детстве на дальность в озеро метали, а их, оказывается, есть надо было. Как много я упустил, – почесал он затылок.

– Тебе на гарнир булгур или нут? – спросила она, гремя посудой.

– А макароны есть? С котлетой? Ну или с гуляшом? Есть хочу – умираю…

– Ну какие макароны с котлетой, – захихикала она. – Тяжело же потом будет. Вот, кушай горох, я сама проращивала, а вот салатик с руколой, очень вкусно и полезно, – показывала Лиля на яства.

Первым делом Слава притронулся к сырной нарезке, приготовленной к вину, и почти сразу всю съел.

– Фу, испортился, – схватил он дорблю и понес к мусорному ведру.

– Да нет же, это сыр такой, с плесенью, – Лиля выхватила тарелку и посмотрела на Славу как на неандертальца.

«Сыр с плесенью, горох, рукола, ракушки», – стрелял он голодными глазами по столу. Слава знал, что никотин притупляет голод, и собирался воспользоваться этой хитростью.

– Пойду покурю, – кисло улыбнулся он.

– Не задерживайся.

Выйдя на балкон и достав сигареты, Слава закурил.

«Эх, хорошо, свобода, – радовался он, делая затяжку. – Дома бы мне за такое влетело, а тут…»

Слава сделал еще затяжку и вдруг понял, что курить ему совсем не хочется, вернее, не можется. Дома он постоянно тайком от жены курил. Для него это было настоящей игрой – нужно было убрать запах сигарет до того, как Олеся зайдет в комнату и начнет его отчитывать. А тут никто слова не скажет, даже пепельница есть – кури не хочу.

«Не хочу», – затушил Слава сигарету и тут же обратил внимание на цветок на подоконнике.

– О! Шлюмбергера! – ухмыльнулся Слава.

– Чего-о-о? – спросила вошедшая Лиля.

– Ну этот, декабрист, – ответил Слава и сам удивился тому, что знает название. Жена его за этой шлюмбергерой специально посылала в центр города к какой-то женщине. – Только вот бутоны осыпались. Его, говорят, трогать нельзя, когда он цветет. А еще земля какая-то сухая…

– Понятия не имею. От старых жильцов тут остался, – со скукой в голосе произнесла Лиля. – Может, поговорим о чем-то другом?