Не монах теперь совсем,
На прощанье он оставил,
Четки полные белил.
Говорили же пророки,
Что последние года… —
В мире будет, как в могиле,
А монахи – как беда.
А монах он необычный,
Строгий был сам по себе,
Он собрался и уехал,
Странником решил пойти.
И тогда он в самом деле,
Подвиг взял себе большой,
Он оделся, как обычный,
Презирали чтоб его.
Шел и шел он, как прохожий,
Безконечно, без перил,
Только он молитву ту же,
Без конца под нос бубнил.
…И молитва – безконечна,
Вывела его туда,
Где давно себя оставил,
Лай собак его встречал.
Сам монах картину эту,
Представлял себе давно, —
Он сначала испугался,
А потом – наоборот.
Радость нежная на сердце,
Пробудила в нем тоску,
Конь стоял на том же месте,
Только грива не его.
Слишком долго он скитался,
Поднимая пыль с дорог,
И теперь он чистым взглядом,
Посмотрел на все вокруг.
Он вообще тогда не думал,
Лишь смиренье, лишь укор…
Только б Боженька управил,
А владыка – дай-то Бог!
Он пришел, а братья тут же,
Собралися всей гурьбой, —
То ли, кажется, прохожий,
То ли странненький какой.
Отстоял он с ними службу,
И тогда пошла молва…
А не тот ли это странник,
Что давно ушел тогда?
Да припомнили чего-то,
Только взгляд теперь другой,
Будто старец он какой-то,
Молится как бы святой…
Сам монах, забыв всю строгость,
Вдруг расплакался навзрыд,
Так молился он впервые,
Понял, что простился грех.
Братья подбежали сразу,
И владыка, присмирев,
Вдруг он в отроке увидел,
То, чего давно хотел.
Приняли его обратно,
Так бывает – знайте все!
Богородица здесь правит,
А владыка – так себе.

***

Я заметила, в разных храмах свои установки. Была в монастыре святителя Николая на престольном празднике в Москве. Меня очень изумило величество всего храма. Я была дома, сомнений не было. Всю службу было отчётливо ясно, что здесь особенная благодать. Было холодно и я стояла в шубе, которую мне подарили. Я все время хотела ее сбросить, потому что она была такая же тяжёлая, как бывает тело для меня. Видно было, что некоторые люди очень набожные, но большая часть, как и везде – после помазания, «как ветром сдуло». Примечательно было то, что во время исповеди тебе на голову кладут епитрахиль, для меня это было удивительно, потому что я по разным храмам ещё не ездила. А что я хотела написать – так это про Исусову молитву! В скиту, где я жила, обычно до Причастия читают каноны – ждут пока все исповедаются. А тут, вместо них, все хором распевали Исусову молитву, как на Валааме, точно также! Исусова молитва, которая поется там 100 раз, а тут я не считала, но не сто раз! Это было второе удивительное для меня в этом храме (Как и в других храмах, почти все стояли без масок, многие кашляли). Я поняла, что Бог меня еще не оставил. Но в нашем храме (тоже святителя Николая) пение ангельское.

Новые ботинки

Ни ботинок, ничего,
Бомж я в звании Никто,
Те ботинки, что мои,
Превратилися в носки,
А носки – в игрушку,
Для облезлой кошки,
И теперь я по России,
Щеголяю босиком.

«Зачем писать стихи, когда есть лошадь?..»

Зачем писать стихи, когда есть лошадь?
Запрыгнул на нее, и где стихи?
Уйдут они в свистящий мимо ветер,
И в гриву, заплутавшую в руке.
Мне несомненно хочется на волю,
А лошади тем более, ведь та,
Стоит все время, брошенная, в поле,
И в деннике, где куры да жара.
На время многие ее здесь приручали,
Потом бросали, захватив свое,
А лошадь все прекрасно понимает,
Ведь говорят – Всяк человек есть ложь.
А я так не хочу, я тоже знаю,
Что если я уеду, как и все,
На этот раз сдадут ее на мясо,
И будут больше не нужны стихи.
Пусть лучше без стихов и без подковы,
Зато пока я здесь – она жива,
Хожу я к ней и думаю, что снова,
Я подберу для этого слова.