Всех решений назад —
Забайкальскую падь,
И пельмени с бурятских костров.
Вернуть можно всё,
Только силы нужны,
А их раздаю – не раздам,
Далекие, позабытые сны,
Зачем вам идти назад?
А голос мне шепчет:
«Давай всё вернём —
Всю пыль пожелтевших страниц,
Но сердце безжалостно на своем —
Ты только маленький принц.
«Есть такая профессия – животных гладить…»
Есть такая профессия – животных гладить,
Где могут работать даже маленькие малыши,
И налоги платить там совсем никому не надо,
Просто достаточно будет чьей-то живой души.
В психушке
Я хожу по коридору,
И молюсь, стихи шепча,
Я боюсь, как все, в психушке,
Невзначай сойти с ума.
Что же всех здесь подтолкнуло,
Так ходить туда-сюда?
Разноцветные халаты,
Вхожи в голые тела.
Я смотрю в одну лишь точку,
Та, которая в стене,
Будто кто-то за стеною,
Также грезит обо мне.
Мысль сбежать отсюда – вредна,
Каждый псих – в одном окне,
Все нормальные – здесь психи,
Я – нормальнее других.
Вечереет. Смутно помню,
Все, что было в этот день,
Я в палате снова буйной,
И одна ору за всех.
«Если вены перерезаны вчера…»
Если вены перерезаны вчера,
А с психикой опять проблемы,
Не лучше ли погреться у костра,
И медленно разжевывать конфеты?
Зачем кому-то что-то разъяснять,
И думать с бесконечностью о вечном,
Когда можно просто – купить рюкзак,
И увидеть другого себя во встречном?
«Пусть потолок в метро смешают с небом…»
Пусть потолок в метро смешают с небом,
Пусть вместо пива подадут нам ром,
Пускай мы щи вприхлебку с черствым хлебом,
Своей отчизной никогда не назовем!
Как часто умирают под прицелами,
Как редко удается от любви!
В психушке хвастаясь заштопанными венами,
Друг другу в вечном клялись на крови.
Мы в молодости самые красивые,
Уехать всё хотим в далекий край,
Там люди нам, казалось, человечнее,
И что война – дворняги сиплый лай.
Чтобы все понять, не обязательно ехать далеко, достаточно вернуться.
«Кислый чай…»
Кислый чай,
Занавеска прикрыта,
Мелкий почерк сквозит по листкам,
Полка шкафа до верха забита,
Но нет места в ней больше стихам.
Что мне скажет теперь моросящий,
Всеми дома забытый дождь,
Он один, стало быть, настоящий,
Да с рябины опавшей гроздь.
Будут утром на мне калошки,
А в плетеной корзинке – нож,
От опят на пеньках – только ножки,
От любви – только в воздухе дрожь.
«Я прохожу, смотрю в окошко…»
Я прохожу, смотрю в окошко,
И хочется туда попасть,
Везде красивый кот в полоску,
Такой же коврик и матрац.
Всегда казалось там уютней,
Чем то, откуда я ушла,
Я прохожу, а за окошком,
Сидят и пьют хороший чай.
И свет такой от абажура,
Чуть заглушает их тона,
И я, как будто часть семейства,
Стою зимой у фонаря.
Я достаю большущий термос,
Из небольшого рюкзака,
И крышку с термоса снимая,
Я наливаю кипятка.
И также чай я пью с малиной,
Стоя одна у фонаря —
А снег под фонарем сверкает,
Мне сахар добавляет в чай.
Чай
Люблю я чай,
Сомнений нет,
Его я крепко уважаю,
Когда заварят мне чифирь,
Я сахар в чай не добавляю,
Я добавляю чуть вина,
И, может быть, немного горя,
Когда я чай допью до дна,
Я стану вдруг сама собою.
«Мне все – близки, и все – далеки…»
Мне все – близки, и все – далеки,
Я – ухожу, они – кто как:
Все, кто со мной – все одиночки,
Все, кто одни – со мной никак.
И, уходя, я плачу с горя,
И, уходя, я не молчу —
Смешно! Живот болит до колик,
Смешно, как я заразно вру!
Бывать – рукав слегка помятый,
Бывать – расстегнут воротник,
На одного – рюкзак с заплаткой,
На одного – он чуть грубей.
А что любовь? Одна лишь просьба,
А что тоска? Какой-то бред,
Я знаю, что любовь – искусство,
Когда любви нормальной нет.
«Я долго привыкала к одиночеству…»
Я долго привыкала к одиночеству,
Сначала я была всегда одна,
Потом ходила с кем-то, чтоб приблизиться,