– Ей следовало бы прекратить валять дурака в колледже, – сказала она, – прежде чем возвращаться сюда и брать на себя такую ответственность.

Но отца эта идея так взволновала, что даже я примирилась с ней. Он сделал для нее бейджик, на котором были указаны ее имя и должность, хотя ни у кого из нас бейджика не было. И сказал маме, что для него нет большего счастья, чем провести лето в магазине с обеими дочерями.

Видя, как он улыбается и как блестят его глаза, я убедила себя быть с Мари полюбезнее. Но она еще даже не приехала домой, а я уже была не уверена, что сдержу свое обещание.

Меня не привлекала мысль провести лето в магазине. Месяцем раньше Сэм предупредил о своем уходе и отработал последний день. Вместо того чтобы остаться в городе, он на несколько недель уехал в Бостон на стажировку по музыкальной психотерапии. А потом осенью начал учебу в музыкальном колледже Беркли.

Это было его заветное желание, и когда он поступил, я поздравила его, заключив в объятия. А потом тут же стала поддразнивать его из-за того, что он решил остаться так близко к дому. Но я не совсем шутила. Я правда не могла понять того, что он предпочел жить там, где провел всю свою жизнь. Я подумывала о Лос-Анджелесском университете. Мне прислали буклет по электронной почте, и я с удовольствием размышляла о том, что стану учиться там, где постоянно светит солнце.

Когда в тот день на переоборудованном футбольном поле зазвучало имя Сэма, мои родители спорили о том, стоит ли перекрасить наш задний дворик. Мне пришлось ткнуть папу локтем в бок, чтобы привлечь его внимание.

– Ребята, – сказала я. – Вызывают Сэма.

– Самьюэл Маркос Кемпер, – объявил директор школы.

Мы втроем встали и начали аплодировать ему вместе с его родителями, сидевшими в толпе с противоположной стороны.

Когда Сэм сел, я быстро переглянулась с ним, увидев, как его лицо расплывается в улыбке.

Спустя четыре часа мы с Оливи стояли на кухне в доме Билли Йена, наполняя красные одноразовые стаканы на вид ничем не примечательным пивом из холодной как лед металлической банки.

Мне было почти семнадцать лет, и я уже целовалась с двумя парнями и целый месяц встречалась с Робби Тиммером, позволив ему заниматься со мной оральным сексом. Можно с уверенностью сказать, что я собиралась расстаться с девственностью, как только подвернется удобный момент, и надеялась, что он рано или поздно наступит.

Оливи, со своей стороны, призналась родителям в своей бисексуальности и привела их в замешательство, начав встречаться с Мэттом Дженингсом. Оливи терпеливо объяснила родителям, что бисексуальность – это не лесбиянство, это бисексуальность. И хотя они, как ей показалось, поняли, они снова пришли в замешательство, когда после расставания с Мэттом Оливи начала встречаться с девушкой, вместе с которой после уроков работала в аптеке. Они знали, кто такие геи, и все понимали правильно, но они не понимали Оливи.

– Ты видишь, кто здесь? – спросила Оливи. Сделав глоток пива, она состроила рожицу. – По правде говоря, на вкус, как вода.

– Кто? – спросила я. Отпив из своего стакана, я согласилась с тем, что Оливи права. Вкус был, как у воды.

– Д-Ж-Е-С-С, – сказала Оливи.

– Он здесь? – спросила я.

Оливи кивнула:

– Я уже видела его у бассейна.

Мы с Оливи, когда услышали о вечеринке, не знали, что в доме есть бассейн и все будут бегать вокруг него в бикини и плавках, сбрасывая друг друга и резвясь, как дети. Но даже если бы мы знали об этом, то все равно пришли бы и все равно не надели бы купальники.

Я потягивала алкоголь, а потом решила просто допить пиво, сделав несколько больших глотков, после чего снова наполнила стакан.