Мякоть валуя обожают личинки насекомых и скользкие, как сами валуи, слизни. Слизни часто выедают плодовое тело до такой степени, что ножка начинает напоминать сыр «Маасдам», а шляпка лишается кожицы и становится похожей на испещренную кратерами поверхность Луны.

И еще. Валуи – грибы необычайно жаростойкие. Даже в самую свирепую засуху, под нещадным солнцем, среди лесных пожаров вы обязательно найдете валуи, каким-то чудом умудрившиеся добыть себе драгоценную влагу.

Валуй можно встретить с конца июня и до начала ноября. Лучшее время сбора валуев – с начала августа до конца сентября, когда они выметываются и выметываются из лесной подстилки огромными группами, кольцами и рядами.

На валуй отдаленно похожа сыроежка бледно-охряная, которую, помимо прочих признаков, сразу можно «отсеять» по наличию сухой шляпки. Вкус ее так же, как и у валуя, жгучий, но в меньшей степени.

Ну и, к великой досаде грибников, издали молодой валуй, особенно слегка прикрытый травой или листьями, здорово напоминает белый гриб. Разумеется, при ближайшем рассмотрении иллюзия рассеивается, а ни в чем не виноватая сопливая сыроежка получает пинок…

Да, кстати, иногда (в особо сухую или в особо дождливую погоду) жгучий вкус мякоти валуя совсем или почти совсем исчезает. Такого свойства нет больше ни у одного гриба с горьким или жгучим вкусом. Ловите момент!

Пользуясь случаем, хочется рассказать об одном забавном происшествии, связанном с валуями.

Дело было на Звенигородской биостанции МГУ[5]. Там в свое время я каждое лето сперва проходил практику, а потом, уже будучи аспирантом, эту самую практику вел (практика посвящалась определению грибов).

Ну вот. Иду как-то мимо сторожки, где живет Егорыч.

В своих мыслях иду, думаю за науку в целом и систематику грибов в частности. Вдруг выскакивает Егорыч и хитро, с этаким ленинским прищуром, спрашивает:

– Будешь?

На исконно русский вопрос я не задумываясь выдаю исконно русский ответ:

– Буду.

Но потом из малодушия уточняю:

– А что?

– Его, – отвечает дед.

Поясню. Если ответ «ее» – значит, водка. А если «его» – это, соответственно, спирт. Последнего на биостанции всегда вволю, чтобы научный труд не терял привлекательности.

Егорыч – знаковая на биостанции личность. Он то ли сторож, то ли немножко завхоз – никто точно не знает. По крайней мере сапоги-болотники студентам выдает именно он. Невысокого роста тощий дедок, с дребезжащим испито-прокуренным голоском, в кирзе и ватнике в любую погоду, бородка а-ля Троцкий. У всего обучающегося, преподающего и научного состава сторож-завхоз вызывал глубочайшее почтение своим непревзойденным умением материться.

Заходим, садимся. Егорыч разливает. Причем мне, старый жмот, разбавляет, а себе, понятно, нет. Выпиваем первый стакашек, закуриваем.

– Ба! – спохватывается Егорыч. – У меня ж закусочка есть, грибочки соленые.

Я оживляюсь.

– Что за грибочки?

– Желтяки.

– Это чё за фигня? – удивляюсь. С русскими названиями грибов у меня всегда плохо было, я все больше полатыни, а уж о каких-то «желтяках» сроду не слышал.

– Сам ты фигня, – в нехарактерно мягкой манере отвечает дед. – Их по-другому «валуй» зовут. Так их еще бабка моя, царствие ей, называла.

– А-а, понятно. Ну, давай.

Егорыч достает банку и вытряхивает грибы на блюдечко. Разливает по второй (мне снова разбавляет), выпиваем. Я не глядя подцепляю грибок, разжевываю и понимаю, что полученные вкусовые ощущения совершенно расходятся с ожидаемыми.

Смотрю на тарелку.

– Егорыч, – говорю, – врала твоя бабка, царствие ей. Не валуи это.

Мгновенно набычившись, Егорыч выдает:

– Ты мою бабку не замай, вафлёр-кругляк-иззащеканец. Я тебе, рипидистий, сказал – «валуй», значит, валуй он и есть. (Рипидистий – это не мат. Это слово дед у ихтиологов подцепил. Была такая древняя рыба – рипидистия, вот он красивое и звучное название, созвучное другому слову, и переработал.)