Настя развернула, кивнула довольно: вполне приличная скатерть. Немного с пятнами, ну ничего, тарелками закроется. Девчонки вырвали у неё скатерть и мгновенно постелили на стол: кривовато, но разве важно?

Как раз вернулся братец, как чувствовал: ровно к обеду. Снова чумазый, с кучей палок в охапке.

– Ванька, обедать, – зычно рявкнула она в сторону окна.

Красиво: белая поверхность, оранжевый суп в тарелках, толстые и неровные куски хлеба, солонка, ложки.

– Валь, а сфоткай этот натюрморт и выкинь в инсту, типа обед по-деревенски.

Анечка и Аринка уже забрались на свои табуретки, с любопытством заглядывая в тарелки и радуясь кружочкам сосисок. Ванька вошёл в дом степенно, вразвалочку, вымыл руки и долго их вытирал – явно для того, чтобы позлить старшую сестру.

Сел в свой угол. Обвел суровым взглядом стол. Заглянул в тарелку и сморщил нос:

– Что это за гадость? Отравить меня решила ради наследства?

– Слышь ты, чучело, – прикрикнула на брата Настя. – Жри чо дали и не выпендривайся.

– Готовить научись, – буркнул Ванька, демонстративно переворачивая тарелку и выливая суп на пол. – И пол помой, женщина. Грязно.

Настя такого оскорбления стерпеть не могла, молча схватила тарелку Анечки и надела на голову мелкому нахалу. Ах, как он заорал!

– Помыться не забудь, ты испачкался, – ехидно сказала она и обернулась к близняшкам. – Кому-то ещё не нравится Настин суп?

Девочки синхронно помотали головами и схватились за ложки. Правда, есть им пришлось теперь из одной тарелки, но это их совершенно не смущало.

– Стоп, снято! – весело выкрикнул из своего угла Валька.

Зря он это сделал, поскольку Иван был очень зол. Бить девчонок, даже и старших сестёр, ему все же не позволяло воспитание, а вот швырнуть ложкой в хахаля сеструхи было можно. Что он и сделал.

– Эй, эй, полегче! – со смехом уклонился Валентин. – Какая экспрессия, какие наполеоновские замашки! Снимаю, конечно же, снимаю!

Насте очень захотелось своему парню дать в лоб. Она догадывалась, что все снятое будет непременно выложено в интернет. Ванька ее опередил: слетел с табуретки, словно взбесившийся петух, тут же поскользнулся на разлитом супе, уцепился за скатерть, которую с такой любовью стелили сестрички, своротил все тарелки с грохотом. Упал под стол.

Валентин хохотал так заливисто, что следом неуверенно захихикали и близняшки. Настя тоже широко улыбнулась и заявила:

– Что ж, обед закончен. Вань, уберешь тут все. Аня, Арина – скатерть стирать. Валь, убери телефон, пока я его в печке не сожгла.

– Рукописи не горят! – патетически заявил юный папарацци.

– Зато отлично горят айфоны, – булькнул из-под стола Ванька и вдруг тоже заржал. – Я ж говорил, что твой суп опасен для жизни!

Дурдом!

Не желая продолжать скандал, Настя вышла на улицу, на ходу накидывая пальто. Молча уставилась на небо, покосившийся забор и поломанную яблоню возле него. Или не яблоню. Или сливу. А может даже и вишню. Валька, вышедший следом, привычно обнял свою девушку за плечи, нежно и щекотно поцеловал за ухом.

– Насть, а давай сбежим? – вкрадчиво шепнул он. – Справлялись же они сами как-то, и теперь справятся.

– Миронов, ты рехнулся? – удивленно обернулась Настя. – Они ж дети. У них ни денег, ни мозгов. Зимой замерзнут насмерть!

– А мы с тобой не можем тут жить, пойми. Тут интернета нет почти, работы тоже нет. Туалет на улице, Насть. Я на такое не подписывался.

– Валька, так давай их в город заберем. Я опеку оформлю. Ваню в школу, близняшек в садик. Проживем.

– Насть, ты рехнулась? В съемную однушку – этих? Куда? Да и зачем? В детдоме им лучше будет, там кормят и льготы потом при поступлении, стипендия социальная. Какие нам дети, Настя, нам их не прокормить просто!