– Асенька, возьми меня с собой. Я тебе в помощь буду, не в тягость.

– Кто здесь? – покрылась я холодным потом.

– Я – Кроха, домовой.

– Где ты?

– Вот я.

На третьей ступени лестницы сидел маленький человечек. Глазки как угольки, густые русые волосы торчком, синяя рубаха, как у Вика была. Я глядела во все глаза и поверить в такое не могла.

– Ась, я с тобой пойду, возьми, а? – он смотрел умоляюще. – Не смогу я с новыми хозяевами.

– Так ты ж домовой, дом беречь должен, – я сама не понимала, что несу.

– За домом Никифор присмотрит, соседский домовой, бабы Анны. А там, может, новые хозяева и своего привезут.

– Ась, долго ты? – голос морского волка вывел меня из ступора.

Я раскрыла заплечную сумку:

– Айда.

Человечек просто испарился, а из сумки донеслось:

– Спасибо, Ась, ты не пожалеешь!

– Надеюсь, – вздохнула я и пошла вон из дома.

Народ на улице разошёлся, лишь пара кумушек зацепились языками на углу, да Стат стоял подле Сияна и Васька маячил напротив дома.

Я поравнялась с капитаном и мы пошли в сторону дедова дома. Стат с Васькой тащились следом.

– Следить будет, уйти не даст, шум поднимет, – размышлял вслух Сиян.

Я вообще ни о чём не думала. В душе были слёзы, в душе было больно, в душе было горе.

Так мы эдакой странной процессией и добрались до дедова дома. Перед калиткой стояла телега, вдоль забора сидели моряки, облокотившись об ограду. Кто курил, набив трубку, кто травил байки. Завидев нас, они встали навстречу.

– А что здесь лошадь Илинушки делает? – Стат напрягся и повернулся к Ваське:

– А ну-ка, сынок, беги бегом за старостой! Скажи: матросы бесчинствуют, хотят Аську незримыми узами соединить, чтобы тебе не досталась.

– Да что ты, Стат, – вскинул брови капитан. – К Варваре позвали, душу её на место вернуть, в далёких далях она заблудилась. Тебе же выгодно, если сама собой станет.

Стат расслабился, но было поздно – Васька удрал, сверкая пятками, в сторону старостиного дома. Я прошла до калитки, Сиян за мной, Стат следом, но его не пустили матросы. Просто встали плечом к плечу. На крыльцо выскочили бабушки и вышел тощий жрец храма Всесильной матери в праздничном одеянии. В его руках была алая лента и чаша.

– Нет, – заорал Стат, – матрос, ты не посмеешь!

Двое крепких парней взяли Стата под руки, он пытался вырваться и брыкался, но они не сдвинулись с места.

– Ася, мы сейчас станем мужем и женой, – Сиян взял мои руки в свои. – Иначе я не смогу забрать тебя. Они вправе снять тебя с корабля или при прибытии в порт снимут и отправят обратно, ты ещё ребенок под именем рода. А если прознают, что мама …такая, Стоян решать будет, кому тебя отдать, а ему всё равно, лишь бы избавиться, ещё и навариться. А уж Стат не поскупится, ему отомстить важнее и приданое твоё забрать. Он о вашей лавке всю жизнь мечтал. Двери в дом Стоян заколотит и лавку, как твою часть, Стату отдаст. Решай, Ася. Но другого выхода не вижу.

Я во все глаза смотрела на Сияна: как так получилось, что Всесильная мать именно его прислала мне на помощь? Ведь я о другом защитнике мечтала – с вихрастым чубом и весёлыми глазами, чей поцелуй затмил всё в мире на время. Сиян был гораздо старше. Он не был столь молод и красив, сколь Ёмай, но статен, широк в плечах и очень добр. Я протянула ему руку и вместе мы повернулись к Илинушке.

Жрец протянул нам чашу, завязал наши руки алой лентой – знак весны, яблоневого цвета и женственности Всесильной матери. В чашу он налил немного вина из протянутого бабушкой графина и, достав жертвенный нож, по очереди кольнул нам пальцы. В чашу упали две капли нашей крови.

Где-то на заднем плане сыпал страшными ругательствами и угрозами, сдерживаемый матросами Стат. Потом всё стихло, будто Стату закрыли рот.