Она встала с кресла и сказала:

– Я не желаю слушать всякий бред. Выпустите меня отсюда.

– Сядь на место, – Желвак угрожающе повысил голос, – и не дергайся. Выйдешь, когда я скажу. Если выйдешь.

– Что значит – если выйдешь? – сварливо поинтересовалась Лина и тут почувствовала на своих плечах сильные руки Стаса, который снова усадил ее в кресло.

– И скажите своим гориллам, чтобы они меня не трогали, – Лина поморщившись, потерла плечо, – у меня от их грубых лап синяки останутся.

– Слышь, Стас, – сказал браток, сидевший справа от Лины, – она тебя гориллой назвала. Нравится?

– А ето ничо, – раздалось за спиной Лины, – потом за все базары ответит. Желвак усмехнулся и сказал:

– Синяки, говоришь… Бывают и синяки. Бывают ссадины и переломы. Бывают и трупы. Женские.

– Вы мне угрожаете? – Лина более-менее взяла себя в руки и вошла в роль самоуверенной дуры. – Я на вас в суд подам.

– Слышь, Желвак, в суд! – браток, сидевший слева, заржал. – Ну, блин, дает!

– Засохни, – бросил Желвак в его сторону, – я тебе не Желвак, а Николай Иванович. Понял, сявка?

– Понял, Николай Иваныч, – ответил браток, – извините.

Желвак внимательно посмотрел на девушку.

– Что-то ты говоришь много. Да все не о том. Думаешь, мне так легко запудрить мозги?

– У меня нет мозгов, – ответила Лина, – если я села в машину к вашим костоломам – значит, никаких мозгов.

– При чем здесь твои мозги? – нахмурился Желвак. – Я про себя говорю.

– Ая про себя, – сказала Лина и снова закурила.

Потом устроилась в кресле поудобнее и закинула ногу на ногу, постаравшись, чтобы бедро обнажилось как можно выше.

Тот, кто сидел справа, увидел это и громко сглотнул.

Желвак пошевелил челюстью и сказал:

– Стас, принеси еще пива.

– И мне тоже, – нагло заявила Лина.

– И ей тоже, – хмыкнул Желвак, – пусть попьет напоследок.

– Что значит – напоследок? – Лина снова скандально повысила голос. – Что вы мне все угрожаете?

– Заткнись, – ровным голосом сказал Желвак.

Лина поняла, что он в чем-то прав, и заткнулась.

Стас принес пиво и еще один стакан для Лины. Некоторое время в комнате было слышно только аппетитное шипение и бульканье разливаемого пива, потом Желвак приложился к стакану, рыгнул и равнодушным голосом сказал:

– Ты пойми, красотка рыжая, что с тобой не шутят. Это мы только сейчас такие добрые – пиво наливаем, сигареты даем… А разозлишь нас, так другой разговор начнется. Мои ребята сделают из твоего личика свиное рыло и ноги переломают. И ты уже не будешь по улицам жопой вертеть. Поняла?

Лина ничего не ответила и уставилась в пол.

– Значит, поняла, – резюмировал Желвак, – а раз так, то давай рассказывай, как Бастинду убила. И помни, что мы тебе не менты. Мы умнее.

Лина помолчала немного и сказала:

– Вы говорите, что кто-то там меня видел. Так вот пусть он придет и скажет, что видел меня там, где убили эту вашу… Хотя, если вам будет нужно, то ваш человек все что угодно скажет. Разве не так?

– Мои люди много что сделать могут, – туманно ответил Желвак, – а насчет человечка этого, водилы, стало быть, то не получится у нас очной ставки. Он, знаешь ли, от горя, что невинную девушку задавил, допился до белой горячки и сиганул с шестого этажа без акваланга.

– И насмерть? – ужаснулась Лина. – Будь уверена, насмерть. Аж голова в плечи ушла до самых бровей.

– Кошмар!

– Вот я и говорю, кошмар, – подтвердил Желвак, – ведь, может статься, он сказал бы: нет, это не она. А теперь тебе самой отвечать надо.

– Это что же получается, – Лина налила себе пива, – вы вроде сталинских следователей? Обвиняете человека, а он должен доказывать, что не верблюд?

– Курица не птица, баба не человек, – объявил сидевший слева браток.