– Что же будет с ними? – Директор охватил взглядом толпу. – Вы вывезете всех?

– Вас это не должно беспокоить. – Генерал с хрящеватым носом по-прежнему оставался бесстрастным. – Есть люди, отвечающие за погрузку. Каждый должен заниматься своим делом. Не правда ли?

Они уже подходили к небольшому серому военному катеру, и моряк (звезды на его погонах ни о чем не сказали Мартинято, в званиях он почти не разбирался) помог ему спуститься на палубу.

– Груз в трюме, товарищ генерал, – сообщил он носатому, тоже спустившемуся на палубу. – Можно отправляться.

Генерал принял торжественный вид, и Мартинято подумал, что при его должности, наверняка очень высокой, это ему не впервой.

– Товарищ Мартинято, – заговорил он, и его громкий голос словно заглушил другие звуки – звуки летавших над Керченским проливом самолетов, бьющихся о причал волн и стонов людей, – вам предстоит выполнить ответственное поручение. Вы знаете, какую ценность представляет «Спецгруз-15», поэтому должны доставить его по назначению в целости и сохранности.

Пятеро моряков, вероятно, вся команда катера, вытянувшись, слушали начальника. Пожав руку Юрию Юрьевичу, носатый обратился к ним:

– Товарищи! Вы все слышали. Наше командование прекрасно осведомлено об обстановке в Керченском проливе, но надеется на вашу опытность. Не дайте немецко-фашистским самолетам потопить наш катер. Приложите все силы к тому, чтобы груз был доставлен в Тамань.

Мартинято удивился, прочитав на лицах моряков, обветренных, смуглых и мужественных, такое же торжественное выражение, как на лице военного начальника, и это поразило его и обрадовало. Он поверил, что, несмотря на «мессеры», контролировавшие пролив и бомбившие суда, отходившие от причалов, им удастся прорваться.

Окончив речь, генерал провел пальцем по носу, что, вероятно, означало волнение, и, еще раз пожав руки экипажу и директору музея, поднялся на причал.

К Юрию Юрьевичу подошел пожилой моряк с круглым лицом, с толстым курносым носом, на кончике которого, словно муха, прилепилась коричневая родинка.

– Ну, будем знакомы? – улыбнулся он, показывая щербинку между большими, желтыми от табака зубами. – Мичман Сергей Сергеевич Куцан, можно просто Сергеич. А тебя как кличут?

– Просто Юрьич, – отозвался Мартинято и деловито осведомился: – Когда отправляемся?

– А сейчас и пойдем. – Сергеич достал из кармана самокрутку и спички и прикурил, обдав директора едким запахом ядреного табака. – Матрос у нас рулевой – парнишка опытный, несмотря на молодость. Уфимцев не зря наш катер выбрал – везучие мы. Сколько раз на ту сторону ходили – не зацепило.

– Раз на раз… – прошептал директор, но мичман его услышал и ощетинился:

– Ты это мне брось – сопли распускать. Может, нас еще не потопили, потому что мы верим, что фашистам нас не достать. А ты…

– Извини… Очень волнуюсь, – Юрий хотел еще что-то добавить, но катер заскрежетал, загрохотал, затрясся и, оторвавшись от причала, стал медленно отходить, острым носом, словно ножом, разрезав маслянистую воду.

– Хочешь – в трюм спустись, – посоветовал мичман.

Мартинято махнул рукой, собираясь добавить, что смерть в трюме еще страшнее, но, вспомнив предостережения мичмана, выдавил улыбку:

– Знаешь, давно через пролив не ходил. Была не была – на палубе останусь.

– Это как угодно. Ну, бывай пока, мне пора работать.

Сергеич исчез в недрах катера.

Оставшись один, Мартинято сначала посмотрел на причалы порта, забитые людьми, и сердце снова кольнула жалость.

Впрочем, возможно, все не так плохо, генерал дал знать, что эвакуируют всех желающих.

Потом его взгляд устремился в небо. Теперь не один, а два «мессера» летали над морем, как коршуны, выслеживая добычу. Как завороженный, наблюдал директор за парением вражеских самолетов, ожидая противного свиста падающей бомбы, но, на его удивление, этого не последовало.