– Моя дорогая Кларисса, – сказал я не без иронии, – вы слишком скромны. Вы знаете так же хорошо, как и я, что стоит вам только пошевелить пальцем, и мой друг Винсент бегом прибежит, чтобы составить вам компанию.

– Ах да, дорогой мистер Винсент – ваш друг! – Она улыбнулась и добавила безразличным тоном: – Как я могла забыть? Правда, я решила не видеться с ним так часто, как раньше, но вчера вечером он приехал в Пенмаррик по какому-то делу, и я его пожалела. Мы выпили по бокалу портвейна, и он рассказал мне – о! – так много интересного о вас, братец Марк!

Я посмотрел на нее. Она по-прежнему улыбалась. В голове у меня пронеслась отчетливая мысль: если идиот Винсент сказал этой девчонке хоть слово о моих проблемах с Розой, он пожалеет, что знает и Клариссу Пенмар, и меня.

– Ему, оказывается, известно о вас на удивление много. Я узнала, что вы очень популярны у дам, кузен Марк. И это одна из причин, по которой я решила одарить вас оливковой ветвью. Меня всегда интригуют джентльмены с романтической репутацией.

– Романтической? – переспросил я, имитируя ее томную, расчетливо тягучую речь. – Боюсь, Винсент переоценил мои достижения в этой области. Как вам нетрудно заметить, моя внешность не позволяет мне следовать примеру вашего брата Харри в его романтических приключениях.

– Кого заботит романтическая внешность, когда шторы задернуты, а свеча погашена?

Я подскочил, словно чья-то сильная рука дернула меня вверх. Кажется, я даже охнул. Никогда прежде не слышал я подобных слов от девушки ее возраста и происхождения.

Она засмеялась.

– Как вы шокированы! Не стоит! Харри уже много лет поверяет мне свои тайны. Я знаю, что к чему. – Она тоже поднялась и грациозно прошлась по комнате в мою сторону, и, еще более шокированный, я понял, что все слухи о ее похотливости были правдой. – Не хотите ли пройтись со мной по дому? – предложила она непринужденно. – Я покажу вам…

– Нет, спасибо, – коротко ответил я.

Я увидел, что мой тон заставил ее темные брови чуть подняться. Улыбка померкла.

– Ну же, Марк, это просто невежливо. Я думала, что вы приняли оливковую ветвь.

Я повернулся и направился к звонку, чтобы напомнить лакею, что все еще жду Жиля. Но прежде чем я успел дотронуться до звонка, она с прохладцей произнесла своим теплым, изменчивым голосом:

– Я уверена, что со мной вам будет интереснее, чем с дочкой врача. В женщинах среднего класса есть что-то ужасное, вы не находите?

Я резко развернулся, но сказать ничего не смог.

Увидев выражение моего лица, она рассмеялась.

– Вы сердитесь, потому что я знаю о вашей жалкой дочке врача!

– Послушайте, Кларисса, – сказал я очень вежливо, – если вы произнесете в подобном тоне еще хоть слово о женщине, которая в тысячу раз более благородна, чем вы когда-либо сможете быть…

– Как скучно иметь любовницу, которая пытается походить на леди!

Я ударил ее. Я ударил ее по лицу тыльной стороной ладони, и глаза ее вспыхнули, а рука схватилась за щеку.

– Ты… ублюдок! – Она плюнула в меня изо всей силы, и ужасное слово, выбранное ею без задней мысли, только от злости, поразило меня больше, чем любое самое скверное площадное ругательство. – Ты… убогий… ублюдок… – Она едва могла говорить. Она вся дрожала от ярости. – У тебя нет права бить меня! – выдохнула она наконец. – Убирайся! Убирайся сию же секунду, не то пожалеешь!

Я вынул платок, вытер плевок со щеки и нагло уселся в шезлонг.

– Очень хорошо, – сказала она, все еще трясясь от ярости. – Я позову слугу, и он вышвырнет тебя отсюда.

Уже несколько минут я боролся с приступом гнева, но теперь дал ему волю. Вскочив на ноги, я схватил Клариссу за плечи, прежде чем она успела позвонить, и тряс, пока она не потеряла дар речи.