И, боком проскочив мимо Нарики, хозяин Геммин помчался на улицу. Матушка замахнулась полотенцем.

– Ты что меня позоришь, Рика? Чего тебе еще надо? Ростом вымахала выше двери, ума Огонь не дал, язык без костей, кто такую за себя возьмет, кроме вдовца? И так стыд и срам, младшую сестру уж два года как выдали, а ты несешь вздор со всех гор!

– Мам, это он вздор несет! Ты слышала, что он говорил? Он даже имени моего не потрудился узнать, а живет рядом и видит меня каждый день!

– А тех, кто имя помнил, вы с отцом от дома отвадили!

– Это каких, мам? Сигор-косарь пришел – сам неграмотный, двух слов связать не может, и с порога объявил, что жена должна грамоту забыть и при муже молчать! А старосты племянник явился пьяный, и пока вас с отцом ждал, все сундуки наши облазил – все проверял, богаты ли мы, как будто всю жизнь с нами в одной деревне не прожил!

– Если проверял, это хорошо, хозяйственный парень, даже если пьющий, хорошая жена его от питья отучит, а грамота вообще дело десятое! Это только отец твой строит из себя грамотного! Я когда за него выходила, думала, люди правду говорят, будто он князьям нашим родня, а он как был писарем смолоду, так и остался! И нечего тебе от женихов отказываться! Что о тебе подумают, ты же как в крепость пойдешь, так все какие-то грамоты для старого Борка строчишь, в огороде возьмешься работать – песни распеваешь, каких никто не знает, а как семикрылов пасти – целыми днями шляешься по горам! Какой жених такую тебя возьмет, кому ты вообще нужна?

– Мам, я пошла семикрылов гонять, к пениям вернусь! – объявила Нарика, сделав вид, что ничего не слышала, и помчалась к хлеву. Одно было занятно – что это матушка о княжеском родстве говорила? Какой-то вздор со всех гор, должно быть, очередная сплетня! Любит же матушка их собирать!

Налетел ветер, со златоцвета посыпались на крышу хлева розовые недозрелые плоды. Пролетел, треща прозрачными крыльями, дикий серый семикрыл. Ну вот, дикие семикрылы уже перелиняли, шерстистые наружные крылья сбросили, а ее домашние так и бродят мохнатыми! Сейчас она будет их гонять по горам, чтобы линяли скорей.

Нарика распахнула дверь хлева, и во двор, толкаясь высокими гребнями на спине, выбежали огромные мохнатые жуки ростом немногим ниже самой Нарики, а длиной раза в два больше. Великан, Серый, Забияка, Забава и Малышка – все пятеро на месте. А как куколки? Она заглянула в угол хлева, где в мягких гнездах из златоцветовых листьев лежали мохнатые куколки семикрылов длиной чуть больше локтя. Личинки уже шевелились в них, но вылупливаться пока не собирались. Вот ведь как устроено в жизни, личинки небольшие, сейчас там внутри у них ни крыльев, ни шерсти нет, а вылупятся из них молодые жучки и за два года вон в каких вырастают!

Ой, что семикрылы там делают, они сейчас ворота снесут! Скорее открывать! Нарика подхватила длинную хворостину, открыла ворота и погнала жуков на луг. Раскрылись мохнатые крылья, высвободились из-под них внутренние прозрачные, и семикрылы помчались на луг. Вперед, вперед! Надо спеть им что-нибудь такое, чтобы побегали подольше! Нарикины семикрылы под песню всегда хорошо бегут и никогда не разбегаются, любят ее пение, что ли? Она как раз вчера придумала песню! Конечно, эта песня тоже еще не то, что настоящая старинная, такая, чтобы все любили ее и пели, но все-таки надо попробовать ее спеть! А ну-ка…

-Черны кудри, черны очи,

Не дают покоя,

Ярче звезд, чернее ночи,

Жгут сильнее зноя.

А если кто-нибудь услышит, как она распевает о черных очах? Она и сама не знает, чьи они, нет еще таких очей, чтобы не давали ей покоя, но соседи ведь все, что угодно, могут сказать! Ну и ладно, она тогда скажет, что в Растеряй-городке слышала песню в Ярманный день. И вообще, если кто хочет гадости говорить, тому не угодишь, хоть платком рот завяжи, в мешок залезь и в амбаре запрись! А вот семикрылам, кажется, песня по душе! Постукивая крыльями, семикрылы ускорили бег. Носатихи с треском разлетались в стороны, голубые травы ложились под топающие трехпалые ноги, по шести у каждого мохнатого жука. Хорошо бежать за ними, кажется, еще немного, и взлетишь над горами и лесом, над Нагорной крепостью и над Отбитой, над перевалом и пилейской степью!