Один из них – молодой парень лет девятнадцати-двадцати – приветственно помахал Джошу рукой. Джош знал его с детства: Киан был младшим сыном пекаря, и он не далее как две недели назад принес присягу лорду Беркли вместе с несколькими другими, поступившими на военную службу. Церемония происходила во внутреннем дворе замка, неподалеку от арены. Джош сидел на скамье в окружении толпы зевак и, помнится, отчаянно завидовал каждому из новоиспеченных воинов, и Киану в частности. Лекарь, он же Хранитель манускриптов Миртен торжественно читал слова присяги, а солдаты, опустившись на одно колено, повторяли услышанное хором, предварительно произнеся свое имя.

– Я, Киан, сын Фергина из Илбрека, признаю его светлость Рутвена Беркли своим полновластным лордом, хозяином и властелином судьбы моей. Вверяю себя в его светлые руки, пусть воля его ведет меня. Клянусь благородству его крови в вечной и безграничной верности, уважении и послушании. Да не будет у меня другого господина, и не послужу словом или делом никому другому. Обещаю во всеуслышание отныне служить ему покорно, и держать свою клятву, доколе господин мой будет держать свою…

– Я, Рутвен Беркли, милостью богов граф Хартворда и близлежащих земель, принимаю твою присягу и клянусь защищать тебя, оказывать тебе помощь, поддержку и предпочтение во всех делах, кои совершишь ты, находясь на моей службе и мне на пользу, в знак чего вручаю тебе этот меч и эту ливрею, а также назначаю жалованье в двенадцать серебряных дарнов в год…

Джош вздохнул. Он знал эти слова наизусть.

В очередной раз молчаливо посетовав на необъяснимое упрямство мастера Гербера и Балдрика Одли, юноша помахал Киану в ответ, засунул трубку пергамента за пазуху и, на ходу здороваясь со знакомыми, направился к огромным воротам, ведущим в город. Обычно ворота запирали, а для прохода внутрь и наружу служила небольшая калитка, окованная железом. Но сейчас створки были распахнуты настежь: во двор постоянно заезжали груженые телеги, туда-сюда сновали многочисленные носильщики с корзинами или мешками на плечах. «Торопятся все, похоже, к приезду его светлости», – подумал Джош.

Заметив небольшую группу людей возле одного из столов, он остановился. Полтора десятка дворни окружали гонца Фрая, который сидел на скамье. Стол, грубо сколоченный из досок, отполированных сотнями и тысячами локтей, был заставлен незамысловатыми блюдами: глубокими мисками с гороховой кашей, тушеной капустой, тарелками с кусками прожаренной свинины и целыми грудами зелени. Гору пустых чашек просто сдвинули на угол стола. Обычно посуду довольно быстро уносили – эта обязанность лежала на толпе босоногих мальчишек, – но и они сейчас, разинув рты, столпились вокруг, стараясь не упустить ни слова из разговора.

– И как же он выглядит?

– Сегодня привезут?

– А как Гронин? Фальбут? А Лорк? Они живы?

Фрай недовольно хмыкнул.

– Да говорю ж вам ясно – все живы. Кто вам эту чушь про битву рассказал? Его полудохлого нашли, в полумиле от Гриммельна. Он сам оттуда уполз. Весь в кровище, а ноги вроде как обморожены. Валялся на пригорке в беспамятстве. Здоровенный, черт – Гансу руку сломал, пока мы его в клетку затолкать пытались. Сами скоро увидите.

– Как это – уполз? – недоверчиво спросил один из рабочих. – А как же купол? Все ж знают, что туда-то пройти можно, а обратно дороги нет. Его ж вроде для того и делали…

– Вот этого не скажу. – Фрай задумчиво потер небритую щеку. – Похоже, с куполом случилось что, раз он оттуда выбраться сумел.

– А как это – ноги обморожены? Не зима ж на улице, поди.

– И этого не знаю. Может, за Валом холод лютый? Ты знаешь? Я – нет. И, надеюсь, никогда не узнаю, – Фрай поднялся, сделав перед тем солидный глоток пива. – Ладно, хватит. Я уж сутки не спал. Сами все увидите. Не вечером, так на крайний случай завтра поутру его светлость уж точно здесь будут.