«Постичь все насчет девочек…» Да Уго только к этому и стремился! Прошло уже около полугода с того вечера, когда Дольса позволила себя поцеловать, а потом отшатнулась, а потом обхватила за щеки и поцеловала сама. Конечно, все длилось недолго, но для Уго это был магический, неповторимый миг. Вкус Дольсы; запах, который при соединении губ Уго присвоил навсегда, как будто до этого момента ему было дозволено лишь вспоминать его с грустью; прикосновение – и нежное, и гипнотическое. Через несколько дней Уго, набравшись храбрости, вновь приблизился к девушке. Он был и робок, и вместе с тем исполнен надежды, но сразу же натолкнулся на неприступный взор Дольсы. Быть может, все дело в том, что он христианин? Тогда почему же она его поцеловала? Дольса не желала с ним разговаривать, избегала его общества и впервые со дня их знакомства продлила свое молчание больше чем на месяц, а Уго за это время познал пытку, о которой раньше и не подозревал: презрение любимого существа. Юноша лишился аппетита и сна. В его распоряжении имелось не так много возможностей, ведь наступило время окапывать лозы, и все-таки Уго успевал выслеживать и преследовать девушку. Парень занимал позицию на каком-нибудь углу или в галерее арок или смешивался с толпой на рынке и наслаждался созерцанием возлюбленной. Обычно женщины выходили в город втроем: Аструга, Дольса и Рехина. Последняя, даже будучи еврейкой, приковывала к себе мужские взгляды – больше, чем Дольса. Да, Рехину можно было назвать соблазнительной, кокетливой, милой, привлекательной и даже прекрасной, зато Дольса источала такое природное обаяние, которое не шло ни в какое сравнение со всеми другими чарами. Ну а что до Уго – во всем мире не было женщины, способной с нею соперничать.
Дни тянулись мучительно, и только когда сама Рехина коварно пошла на приступ – парень в этот момент был занят чисткой кувшинов в погребе Саула, – Дольса наконец-то себя проявила.
– Что ты здесь делаешь? – Дольса почти орала на подругу, застав ее в погребе: Рехина нежно ворковала с подмастерьем и при каждом его движении норовила прижаться грудью.
– Я просто… – смущенно забормотала прелестница.
– Замолчи! Он – мой… – Дольса не договорила. – Мой дед владеет этим погребом, – торопливо поправилась девушка. – И тебе здесь не место. Ты и сама знаешь: мы можем находиться только наверху.
– Мне нужно было поговорить с Уго.
– Не о чем тебе с ним говорить!
Голос Дольсы звучал хрипло и угрожающе.
– А может быть, у него найдется что сказать, – не уступала Рехина.
Уго заметил, как блеснули в полумраке глаза его подруги.
– У тебя есть что сказать? – с вызовом спросила Дольса. Уго отвел взгляд от Рехины и пожал плечами. – Вот видишь? – победно вскинулась Дольса. – Теперь ты довольна? Ступай прочь из погреба!
Рехина сдалась и, не глядя на Уго, поднялась по лесенке.
Дольса перестала обращать на подругу внимание, она дожидалась, когда закроется дверь в погреб над ее головой.
– Рехина тебе больше по вкусу? – спросила девушка чуть слышно, все так же стоя на лестнице; голос ее совершенно переменился.
– Нет!
Уго подошел к нижним ступенькам, не зная, должен ли он подняться, или Дольса сама к нему спустится.
Ни того ни другого не произошло.
– Тогда почему ты был здесь с ней?
– Она спустилась… Пришла сюда… Но ничего не было, – добавил Уго. Голос его дрожал. Почему он так не уверен? Почему оправдывается? – Дольса, я…
– Я надеюсь, что такое больше не повторится. Рехина – она нехорошая. Я уже несколько раз говорила матери, но… Кажется, между семьями существует какой-то договор. Приглядись хорошенько к ее носу! Внимательно! Ты не увидишь, что она повернула голову или смотрит в чью-то сторону, если хочет узнать, о чем говорят люди. Она никогда не хмурится, всегда кажется такой веселой и приветливой. Ты не услышишь от нее ни одного дурного слова или оскорбления. Но нос ее выдает: ноздри едва заметно раздуваются, и в тот момент, когда она прислушивается к чему-то, чего слышать не должна, нос как будто кривится на сторону. Она не в силах с ним совладать. Она способна обмануть всех и вся, кроме своего носа. Этот нос!..