– Витя, чему ты учишь? – на крыльцо вышла мать, до этого подслушивавшая с веранды.
– Учу жизни, – папаша повернулся к ней и самодовольно улыбнулся.
– Господи! Что с тобой?! – всплеснула руками.
– А что со мной? Я мужчина в полном расцвете сил, в полном соку.
– В зеркало посмотри! В полном расцвете он!
– Что стряслось? – Всполошился отец (он всегда трепетно относился к своей внешности). – Прыщик?
– Какой прыщик? У тебя вся пасть зеленая!!!
– Что? – отец побледнел и сел на ступеньку – ноги его не держали.
– Зе-ле-на-я!!! Как у крокодила Гены.
– Но как? За что? – мутный взгляд его заметался, зацепился за нас. – Дети, подойдите, попрощайтесь с батькой.
Мы робко подошли, отец обнял нас дрожащими руками.
– Помру я, и загнетесь без меня!
– Витя, у меня интуиция, – мать внимательно смотрела на нас, ощупывая взглядом лица.
Мы ежились под этим взглядом, но скрыться было некуда.
– Валь, какая еще интуиция? – из левого глаза отца выкатилась крупная, как у матерого крокодила, слеза. – Я помереть могу, а ты со своей интуицией.
– Павел, – взгляд матери пронзал, как шпага, – ты все вафли продал дурачкам?
– Ну я… – Пашка было попятился, но рука отца держала, словно клещи кузнеца.
– Ну? – подбодрила мать, спустившись с крыльца и взяв Пашку за подбородок.
– Одна оставалась… – брат в ужасе сжался.
– Что за вафля? – слабым голосом спросил отец.
– Витя, ты ел «Куку-руку»? – вопросом на вопрос ответила мать.
– Кто? Я? – начал привычно юлить отец. – Кукурузу?
– Не придуривайся! – голос матери лязгнул металлом.
Бродящие по двору куры подобрались и поспешно отошли – от греха подальше.
– Ну съел… одну, – покраснел папаша. – Подумаешь…
– Это от вафли! – мать хлопнула ладонью по доске веранды, заставив задрожать стекла в окнах.
– Батю! Отравить! Хотел! – отец встряхнул Пашку так, что тот клацнул зубами.
– Я не хотел!!! – взвизгнул Пашка. – Это не я!!!
– А кто? – вкрадчивости в отцовском голосе позавидовал бы и удав Каа. – Назови мне этого негодяя!
– Это…
– Влад? – отцовская рука встряхнула меня так, что едва не оторвалась голова.
– Нет… это… – бросил быстрый взгляд на мать. Видно было, что Пашка лихорадочно придумывает, кого подставить. Привычно свалить все на Шурика не получалось. – Лариска! – осенило его.
– Лариска? – отец задумался, пожевал губами. – Эта выдра вполне могла дядьку родного отравить. Вся в Нинку: за ковер на стенке кого хочешь со свету сживет.
– Витя, это не смертельно.
– Как же не смертельно, когда я весь зеленый?!
– Не скули, я сейчас, – она ушла в дом, вернулась с зеркалом. – Посмотри.
Отец отшвырнул нас и будто утопающий вцепился в зеркало.
– Ой! Ничего себе! Ужас! Валь, ты уверена, что я лапы не надую?
– Ты скорее от водки дуба дашь, чем от этого.
– Кстати, идея! – папаша упруго вскочил со ступеньки и кинулся в дом. – Надо спиртом простерилизоваться, – прокричал он на бегу.
– Блудливой куме одно на уме, – вздохнула мать и погрозила Пашке кулаком. – Смотри, я же могу и сказать, Ван Гог малолетний. Батя тебе тогда точно ухо отчекрыжит.
– Не говори!
– Ладно, но смотри мне, – еще раз погрозила, – я тебе яйцо вобью в печенку! И ты тоже смотри! – кулак матери очутился у меня под носом. – Зауторник в жопу засуну! – прошипела мать.
– А что я?
– А ничего ты. За братом надо следить, а не по яблонькам с гиканьем зикать!
– Я не зикаю.
– Ты мне еще погордыбачь тут! Живо отцу скажу, что ты его отравить хотел.
Я в ужасе отшатнулся.
– Так что имейте в виду, – ушла в дом.
– Во как, – потрясенно прошептал Пашка. – Она нас шаржирует.
– Шантажирует, – автоматически поправил я и поплелся к ободу, на котором варили свиньям.