В. Д. А что мы можем сказать о наших братьях-писателях? Гамзатов перед своей кончиной пошутил: «Я сорок лет назад потерял независимость, женившись на Патимат, и об этом никогда не жалел». Мы разорвали культурное пространство России, многие национальные культуры стали «независимыми». Легче им стало? На первых порах – да. Они самосохранялись и при поддержке республиканского руководства даже развивались, ибо выходили книги, платились пособия и гранты, поддерживались литературные журналы. Помнишь, как Якутия принимала самолет полуголодных писателей России в 1995 году? Накормила, как блокадников, отогрела. Какие детские школы мы в республике тогда видели, как повсеместно чувствовали заботу о культуре, о национальной литературе, чего сами были уже лишены! Но время автономного плавания проходит, пора возвращаться в гавань, к пирсу. И здесь, получается, что никто никого не ждет. Ты, Владимир, один из немногих, кто все эти годы работал на причале, то есть поддерживал порядок и не давал возможности окончательно растащить наработанное за прошлые годы. Как ты думаешь, можем ли мы восстановить наши связи, наше общее культурное пространство, о чем недавно мечтали участники форума деятелей культуры СНГ?

В. К. Еще во времена СССР один эстонский писатель признался мне откровенно, что ему всё равно, будет ли его читать тамбовский мужик. Что ж, насильно мил не будешь… А вот якуту Николаю Лугинову, алтайцу Бронтою Бедюрову, дагестанцу Магомеду Ахмедову (я называю тех, кого хорошо знаю), да и многих нашим товарищам из бывших союзных республик – не всё равно. Их волнует судьба тамбовского мужика, равно, как и судьба человека, близкого им по крови. Испытания прошлых лет нам пошли на пользу. Расслабившись в последние советские десятилетия, мы на собственном опыте поняли, что в нас «мы» не менее значимо, чем «я». Мы, Россия, – вода живая, которая, поднявшись из глубин, из подземных течений, любую емкость, любые формы заполнит своим содержанием. Только бы она была чистой.

В бытность мою студентом, я зачитывался книгой Андрея Битова «Уроки Армении». Написанная в жанре эссе, она производила сильное впечатление новизной восприятия темы. Андрей Битов в вольной манере рассказывал о своих впечатлениях о неизвестной бытовой среде и незнакомой природе, открывая для себя (и для читателей) культуру армянского народа. Написана книга, действительно, мастерски, живо, вдохновенно. Но и не без битовской иронии и интеллигентного юмора.

Писатель «строил» в книге свою Армению, как мастер-каменотес из розового туфа город Ереван. В его рассказах обжигало армянское солнце и плескался прохладный Севан, чернели угольки, случайно попавшие из печи в хлеб лаваш, и звучали народные песни… Битов пытался смотреть на Армению любящими глазами своего друга писателя Гранта Матевосяна.

Автор этой книги уловил то, что носилось в воздухе, что сразу же привлекло внимание многочисленных читателей: так красочно, сочно, раскованно в тогдашней литературе о национальной стихии жизни еще не писалось. Скажу больше: читатель страны к тому времени уже вырос из униформы интернационализма (ничего в нем плохого не было, но заболтали, заговорили и этот советский феномен). Ему, читателю, захотелось иного – того, что и в жизни реально существовало, что было, оказывается, нашим народам не в тягость, а в радость. И такой акцент стал небольшим, но открытием.

Да, это был живой мир с людьми, хранящими верность традициям, своим предкам, с великим Сарьяном, Матедараном – хранилищем манускриптов, с обязательной «Историей Армении» в каждой семье, с почитанием своего алфавита, искусства, религии. И у всех, кто там не был, кто не жил в Армении, возникал невольный вопрос: а что же мы, почему у нас всё по-другому?..