Светофор сменился, мой водитель развернулся на перекрёстке и повёз меня в сторону кладбища. Здесь совсем недалеко.

Цветы, живые и искусственные, в виде ваз и венков, встречали нас на въезде в это вечное пристанище умерших. Я попросила Ильдара остановиться, сама вышла и купила восемь самых тёмных среди красных роз.

И мы поехали дальше.

На территорию кладбища нас пустили легко, Ильдар дал охраннику денег, какую именно сумму я не видела. В этот момент я смотрела на гранитные плиты, которыми здесь же и торговали. Все вокруг такое мрачное, угнетающее, душащие. Ненавижу кладбища. Просто ненавижу.

Ильдар повёз нас по рядам с могилами. Место упокоения Миши находилось не так далеко от входа, но я так и не запомнила где именно. Хорошо что Ильдар помнил.

Он остановился, кивая в нужную сторону и спросил:

– С вами пойти?

– Нет. Подожди меня в машине, – ответила и открыла дверь.

Дул ветер. Ужасно холодный и сильный. Казалось что здесь самая настоящая зима, пронизывающая и бьющая колючими иголками по коже.

Я сделала несколько шагов, утопая на узкой дорожке между могилами в снегу. Зря, что я на каблуках, зря, что на мне тонкие колготки, но я ведь сегодня сюда приезжать не планировала.

Вокруг много крестов, в основном деревянных, и могилы на этом участке свежие. Я поежилась, ощущая холод не только снаружи, но и внутри. Холод страха, обреченности...

Что на могиле Миши стоит плита я заметила сразу. На ней его портрет, пожалуй, один из самых лучших. Имя, отчество, фамилия и две даты. Одна счастливая, другая несчастная. Потому что слишком рано он ушёл. Слишком.

Перешагнув через невысокий забор, я вступила на маленький участок с плиткой, где под ней, в земле, лежал мой любимый человек.

Тут убрано. Снега практически нет. Но и цветов тоже нет. Лишь лампадка стояла, которую я оставила здесь в прошлый раз.

Я положила цветы, неловко наклонившись, меня повело, каблук провалился, застрял. Но я смогла устоять на ногах, а потом и вовсе опуститься на маленькую скамейку.

Я смотрела на Мишу, на его высеченный на граните портрет. И опять без слез. Но с болью и тоской.

– Ты правда мне изменял? – спросила я так, словно он мог мне сейчас ответить. Конечно же нет. Мне Миша уже никогда не признается. Но я продолжила задавать вопросы без ответов: – У тебя правда есть ребёнок? Сколько ему лет? Когда ты узнал о нем? Неужели в тот момент, когда я сходила с ума от потери нашего сына, ты старался и делал нового? Это... нормально? Нормально, Миша?!

Хорошо что поблизости никого не было. Иначе бы меня точно приняли бы за сумасшедшую. Но я должна была задать эти вопросы вслух. Потому что мне неожиданно и пусть немного, но стало легче.

Я уже вся замёрзла и дрожала, как хрупкий лист на ветру. Но упрямо сидела и смотрела в неживые глаза мужа напротив.

– Я так тебя любила, – прошептала я, стуча зубами от холода, – и ты меня любил. Я знаю. Я чувствовала. Так почему?

И здесь я услышала громкое карканье, прямо над головой. Подняла лицо и увидела ворону, кружившую в небе. Птица, сделав круг, улетела, а я опять уставился на могильную плиту. Её обещал поставить и поставил Ваня, друг Миши и его компаньон по совместительству.

– Я разберусь, Миш. Я узнаю правду, – пообещала я ему и резко встала.

Кутуясь в шубу, я чуть ли не бегом направилась к машине. Удивительно даже, что не упала, проваливаясь в снег.

Села в салон. В тёплый и комфортный.

– Отвези меня на фирму, – попросила я Ильдара.

4. ГЛАВА 4

Согрелась я быстро. В этом ещё помог чай, который в холодное время года Ильдар всегда возил в машине в термосе. За это спасибо Маше, нашей домработнице.