Несколько грубых толчков - и я проглатываю все до последней капли. Наслаждаюсь его вкусом и видом перекошенного от удовольствия лица с крепко стиснутыми зубами.
Он выскальзывает из моего рта и оседает на кровать, шумно дыша. Я подаюсь вперед, чтобы получить свою порцию ласки, но Юдин берет с кровати свои боксеры и бросает на пол.
- Будешь уходить, забрось их в стирку, - бросает небрежно и, не глядя на меня, забирается голышом под одеяло.
Я тяжело сглатываю едкую, прожигающую внутренности обиду. Между ног влажно и пульсирует. Мне совсем немного нужно, чтобы достигнуть пика. Но он даже такую малость мне не подарил. Использовал, как резиновую куклу, и теперь вышвыривает прочь.
Взяв с пола боксеры, я медленно поднимаюсь на ноги, стараясь игнорировать дискомфорт между ног и тянущую боль в груди. Никогда Святослав Михайлович еще не поступал так со мной. Из этой спальни я всегда выходила удовлетворенная.
Что это? Какая-то новая игра? Желание побольнее ударить меня? Указать на мое место? Я не знаю ответа ни на один из вопросов, но внутри все просто горит от боли и несправедливости.
Быстро набросив свой халат и кое-как завязав пояс, тороплюсь на выход. Даже не пожелав ему доброй ночи, тороплюсь в нашу с Максом спальню. И только закрыв за собой дверь, вспоминаю, что не отнесла белье Юдина в стирку. Прижав боксеры к груди, съезжаю по двери и рыдаю практически беззвучно, чтобы не разбудить сына.
12. Глава 11
Тоня
Я чувствую на себе косые взгляды, но стойко игнорирую их. Ольга Сергеевна периодически проходит мимо. То хмыкнет, то бубнит что-то себе под нос. Мне неприятно от такого отношения. Ничего плохого ни ей, ни ее дочери я не сделала. И все же они щедро льют на меня поток негатива.
Альбина как специально затеяла уборку именно в гостиной, где мы с Максиком расположились, чтобы поиграть новыми игрушками. Я их не заказывала, и все же сегодня утром их привезли. Я помогаю сыну собрать длинную железную дорогу вокруг деревянного кофейного столика со столешницей из цельного дерева и на стеклянных ножках. Макс пыхтит и старается, соединяя детали, а я рассеянно подаю их ему, толком не вникая, подходят ли они друг другу.
Я все еще плаваю мыслями в прошлой ночи. Раз за разом проживаю пережитое унижение. Что я там думала? Идиотка! Мне казалось, что я имею какую-то власть над Святославом Михайловичем? Ну так вчера он очень ясно дал мне понять, в чьих руках эта власть на самом деле. Я полночи прорыдала под дверью. Старалась делать это как можно тише, но громкие всхлипы вырывались из меня непроизвольно. Хорошо хоть сына не разбудила своей истерикой.
Потом я еще примерно час лежала на кровати и молча пялилась в потолок. Слезы уже высохли, но адская боль и тоска из грудной клетки никуда не делись.
- Вы долго тут собираетесь копошиться? - выдергивает меня из задумчивости Альбина.
- Мы разве мешаем тебе?
- Конечно, - кривится она, глядя на меня сверху вниз и встряхивает пыльной тряпкой. Вроде и не на меня, но я прямо вижу, как вся эта пыль летит на пол, на котором возится мой сын.
- Еще раз так сделаешь, будешь иметь дело со Святославом Михайловичем, - цежу я. - Или ты забыла, чей это сын? - киваю на Макса.
- Альбина! - зовет дочку Ольга Сергеевна, и та переводит мечущий молнии взгляд на свою мать. - На пару слов.
Фыркнув, горничная подходит к стоящей на входе в гостиную матери. Та что-то шепчет ей на ухо, бросая на меня недовольные взгляды, а Альбина кивает.
- Иди, - тихо произносит Ольга Сергеевна. Еще раз взглянув на меня, тоже скрывается за поворотом следом за своей дочерью.
Я ненадолго выдыхаю, оставшись в гостиной наедине с сыном.