В-третьих, пожалуй, то, что я ценю больше всего в своей жене, – верность. Как бы там Алиса не относилась ко мне, как бы не обвиняла меня во всех своих несчастьях и пусть, даже всё ещё любила того, своего первого парня: жила она по принципу произведения А.С Пушкина, – «Но, я другому отдана и буду век ему верна!».

То есть, моя супруга не гуляла нигде, не изменяла мне и по всей видимости даже смирилась со своей участью, – такая вот, мол, её доля бабская!

Спасибо ей за это… это много значит и дорогого стоит.

На этом я, пожалуй, закончу лирическое описание своей обыденной жизни, так как суть рассказа, собственно, будет совсем о другом, без мистики в котором, совсем не обойдётся…

Мы были с Алисой женаты уже больше двух лет. Я имел своё дело в бизнесе у матери и тестя, получал хорошие деньги и жене моей работать нужды не было, она хозяйничала по дому и занималась любимым делом, – рисовала, вернее писала картины.

Если не считать наших с супругой семейных отношений, то, жизнь была вполне удачной: хорошее жилье, солидная работа, дорогая иномарка, возможность покупать себе то, что нравится (в пределах разумного) и т. д.

Детей вот только не было ещё, да и не до них пока было, не так мы с Алисой ещё притёрлись: пока за два с половиной года «Не стерпелось, не слюбилось».

За почти три года нашей супружеской жизни мы с женой старались раз десять устраивать перемирия, мол, давай жить без истерик, скандалов, будем просто воспринимать нашу семейную «Идиллию» как работу.

Разумеется, долго ни одно перемирие не длилось, всё рушилось и начиналось по новой: скандалы, истерики, слёзы, битьё посуды, – мне уже, кстати, к тому моменту в магазине стали скидки на тарелки делать.

Однако, всё равно, за это время мы смогли хорошо устроить нашу двухэтажную квартиру, и она вполне походила на «Семейное гнездо».

На первом этаже располагался зал, кухня с баром напополам, две комнаты которые были отведены нашими родителями под будущих детей, санузел разумеется, да и Алискина мастерская, которая была полностью забита всякими рамками, полотнами, банками – склянками, кисточками и много чем другим, в чём я совершенно не разбираюсь и потому, опрометчиво всегда называю барахлом.

На втором этаже была наша спальня с выходом на балкон, кладовая, пустая комната и мой кабинет, потолки в котором я специально занизил, мне так уютнее работать (сказалось детство, проведённое в деревенской избушке).

Мой кабинет с мастерской супруги мы нарочно расположили по разным этажам, чтобы, значит, не мешать друг другу работать. Я, да и она, если что-то не получалось, могла от души высказаться, не так конечно, крепко как я, но, всё же. Разбираясь с рабочими делами, я частенько ругался по телефону или просто, когда копался в необъятной куче бумаг, матерился.

Однажды, по весне, в конце мая, во время очередного нашего с супругой шаткого «Перемирия», я вернулся домой с работы. Алиса вышла в прихожую и спросила:

– Ужинать будешь?

– Разогрей, – скинув «потяжелевшие» за день ботинки ответил я.

– Слушай, вот, тебе кстати письмо пришло.

– Ты что лазила в мой компьютер? – С удивлением посмотрел я на жену.

– Нет, – открыла она шкафчик, который стоял в прихожей, – обычное письмо, почтальон принёс.

– Ого! – Воскликнул я, – да мне такие письма последний раз от матери с отцом ещё в деревню, когда маленький был приходили.

– Оно с деревни и есть, – супруга протянула мне конверт, – мой руки и пошли за стол, там и прочтёшь.

– И правда, из моей деревни, только не пойму кто отправитель, – сказал я в след жене.

Я быстро вымыл руки и усевшись за большой стеклянный стол, напротив вкусно пахнущей тарелки супа, с интересом стал вскрывать конверт. Вытащив из него лишь один тетрадный лист, я принялся читать.