Не желая все это выслушивать, я быстро довел уборку до конца, поставил метлу у забора, вернулся в будку и наглухо закрыл дверь.

Через некоторое время Карпычев с багровым лицом выскочил во двор. Он взял в сарае лопату и принялся нервно перекапывать цветочную клумбу, хотя она в этом абсолютно не нуждалась. Вышел Радик. Он с виноватым видом приблизился к отцу и стал подле него. Они негромко о чем-то поговорили. После этого Радик сбегал за лейкой и занялся увлажнением разрыхленной земли…

Когда мне ночью потребовалось выйти из будки, я долго не мог открыть дверь. Она оказалась чем-то подперта снаружи. Я тщательно ее тряс, дергал взад-вперед, пока, наконец, подпорка не оказалась сбита. Выглянув на улицу, я увидел железный лом.

До чего невозможный ребенок!..

Обхватив ствол правой рукой, я расположился на толстой ветке старого клена и стал воровато озираться по сторонам. Вокруг никого не было. Я облегченно вздохнул. Мне категорически не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза. Вопрос «А что ты тут делаешь?» неизбежно отправил бы меня в глубокий нокаут. Правду говорить не хотелось, а убедительного вранья я так и не придумал. Я боялся, что мое намерение провести ночь в Голосовом овраге вызовет сомнения в моей адекватности. Может и не у всех. Но то, что у большинства – это точно. И в первую очередь у дяди Саши, у которого я всеми правдами и неправдами выклянчил фотоаппарат.

– А зачем он тебе? – полюбопытствовал он.

– Для работы надо, – уклончиво ответил я.

– Для работы? Хм! Твое руководство, что, не может обеспечить своих сотрудников необходимой шпионской техникой?

Я озабоченно развел руками и тяжело вздохнул. Мол, ну что тут поделать?

– Ладно, бери, – смиловался дядя Саша. – Только сначала научись с ним обращаться. Это ведь не «мыльница». Это «цифровик».

Фототехника последнего поколения, действительно, была для меня в новинку. Но, изучив инструкцию и немного потренировавшись, я убедился, что в обращении она не так уж и сложна. К ней просто нужно было привыкнуть.

«Ну, держитесь духи-привидения! Ночью я устрою вам фотосессию. Старик говорил, что вас тут тьма-тьмущая».

Последовать совету таинственного незнакомца я решился не сразу. Во мне яростно боролись два чувства: любопытство и страх. После долгого и упорного поединка верх взяло первое. Мне страшно хотелось соприкоснуться с чем-нибудь загадочным и необъяснимым. По крайней мере, будет, о чем вспомнить.

Разорвав путы пугавших меня суеверий, я дождался наступления сумерек и покинул «времянку», не забыв прихватить с собой фонарь.

Старый клен показался мне наиболее подходящим местом для дислокации. Во-первых, он произрастал как раз напротив Гусь-Камня. А во-вторых, находясь на нем, можно было не только иметь хороший обзор, но и, благодаря его густой широкой листве, оставаться незамеченным со всех сторон. Правда, забраться на него оказалось не так-то просто. На четвертом десятке не очень-то легко лазить по деревьям. Но, в конечном итоге, с этим испытанием я все же справился.

Солнце полностью скрылось за горизонтом. Закатный багрянец померк. Землю окутала темнота. Вокруг не было видно ни зги. Только где-то вдалеке блестела синюшным светом цепочка неоновых фонарей, тянувшаяся вдоль шоссе.

Я сидел на ветке, изредка меняя позы, и задумчиво смотрел в бездонную высь неба, словно пытаясь отыскать в ней затерянные в космосе звездные миры. В моей голове беспорядочно крутились всякие мысли. Основная их масса, конечно, относилась к моим последним жизненным переменам: ощущения, впечатления, анализ.

Я думал о своей «времянке» (конура-конурой, но зато бесплатная), о тете Клаве с дядей Сашей (хорошие, добрые, отзывчивые люди), о своей работе (двойственное впечатление: с одной стороны – несложная, непыльная, а с другой – для дипломированного инженера, конечно, унизительная), о своих новых знакомых: Панченко, Ширяеве, Баруздине и, разумеется, Карпычеве. Панченко был прав. Сам по себе он мужик довольно неплохой. Но вот его домочадцы!..