– Машина подождет! – отрезал Радик. – Почини мне скутер и мой ее, хоть до посинения.

Я почувствовал, что вскипаю. Похоже, этот молокосос считает, что вправе мною командовать! Стараясь сохранить невозмутимость, я снова посмотрел на него:

– Я работаю не у тебя, а у твоего папы. Твой папа не давал мне распоряжений выполнять все твои прихоти.

Я опустил губку в воду и продолжил свое занятие.

Хозяйское «чадо» немного помолчало, после чего снова обратилось ко мне. Его тон немного смягчился.

– А когда домоешь – починишь?

– Попробую починить, – выдержав некоторую паузу, ответил я. – Но не обещаю, что смогу это сделать.

«Мазду» я домывал с нарочитой медлительностью. Я тянул время специально. Мне хотелось показать этому птенцу, что мне на него категорически наплевать, и что я не считаю себя от него зависимым.

– Ну, скоро ты там? – нетерпеливо поинтересовался Радик.

Я промолчал, не удостоив его даже поворотом головы.

Когда машина приобрела почти что первозданный блеск, я насухо протер тряпкой руки и краешком глаза покосился на «наследника». Он продолжал сидеть на корточках возле скутера и наблюдал за мной. Я неспеша подошел к нему и снисходительно спросил:

– Ну? В чем проблема?

– Не заводится, – пожаловался Радик.

Я несколько раз нажал на педаль. Мотор не реагировал. Мне еще никогда не доводилось чинить скутеры, но в мотоциклах я разбирался сравнительно неплохо. Во всяком случае, я прекрасно знал, что если в мотоцикле вдруг заглох мотор, дело может быть вовсе не в «движке», а в проводе, который соединяет его с аккумулятором, и который мог попросту отломиться.

Я поднял сиденье и заглянул внутрь. Так оно и есть.

– Неси паяльник, – произнес я, постаравшись придать своему голосу строгие нотки.

«Чадо» сорвалось с места и помчалось в дом.

– И не забудь олово с припоем! – вдогонку крикнул я.

Требуемые мною предметы не заставили себя ждать. Раскручивая шнур паяльника, я огляделся по сторонам.

– А где розетка?

Радик забежал в сарай и с готовностью вытащил оттуда удлинитель.

– Я его уже подключил, – сообщил он.

Подождав, пока паяльник хорошо разогреется, я, с помощью солидной порции олова, восстановил контакт.

Радик бросился к скутеру, намереваясь тут же его завести, но я его остановил:

– Подожди минут десять. Пусть застынет.

Пока я мыл руки с мылом, он нетерпеливо посматривал на свои наручные часы. Когда я закрыл кран и принялся стряхивать с ладоней воду, он спросил:

– Ну, можно?

– Попробуй, – кивнул головой я.

Радик нажал на педаль. Мотор взревел. Мальчик радостно подпрыгнул.

– Работает!

Я направился в свою будку.

– Я скажу папе, чтобы он тебе заплатил! – крикнул Радик.

– Собери инструменты, – ворчливо отозвался я. – И выключи этот психопатический вой. Уже голова от него болит.

«Prodigy» смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный и чрезвычайно довольный…

Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.

Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет – я не знаю. Что он делает дома – тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой «взаимоотношения». Я за ними не подглядывал.