И я направилась прочь из гостиной.

– Рон…

Я поднял голову от сложенных перед собой на столе рук с таким невероятным усилием, будто мозги начинили свинцом. Все, на что меня хватило, это дозвониться своему адвокату, чтобы уладил все юридические вопросы случившегося.

– Парсонсу уже отчитались.

Майк прошел от двери и тяжело опустился на диван у стены. Значит, министр безопасности уже знает о нашем провале и потерях.

Я медленно моргнул, глядя на своего заместителя – он выглядел пожеванным, будто из мясорубки. Ярко-рыжие волосы посерели от пыли, одежда порвана и вся в крови и пятнах грязи. Я не лучше. Только моя еще пропахла жесткой случкой и этой девушкой. И я добивал себя, не в силах подняться и содрать вчерашний день с кожи вместе с одеждой.

Мы год вели это дело. Я лично его контролировал. Потому что торговля детьми – а именно девочками, которые не могли оборачиваться – ставила шерсть на загривке своими подробностями. Отправной точкой стало обнаружение лагеря на окраине, в котором содержали краденых детей. Тогда девочек спасли, распределили по детским домам, а часть вернули родителям. Но нити вели слишком глубоко. А скорее – высоко. Кто-то проворачивал этот бизнес десятилетиями. Схемы безопасности преступников выработаны годами – пробить их было нереально сложно. Но нам удалось ввинтиться в сердце одной из группировок. И сегодня на очередной их встрече должны были повязать всех. Но что-то пошло не так…

– Журналистка не виновата, – тихо выдавил Майк. – Наших раскрыли еще до того, как я нашел ее на крыше. Да и вела она себя тихо и профессионально. Ни запаха, ни звука. Засек только по официальному маячку.

Я уже это знал.

– Кто-то сливает нас, – глянул на него многозначительно. – Подпустили ровно настолько, чтобы я мог надеяться на удачное разрешение дела. И наказали.

Майк сжал челюсти:

– Много работы предстоит, – сощурился зло.

– Езжай домой, – выдавил я глухо. – Через медпункт.

Заместитель кивнул:

– Ну и ночка… – тяжело поднялся, шумно вздыхая, и глянул на меня: – Как так с тобой вышло?..

– Не знаю, – отвел взгляд.

Уже неважно. Теперь бы разгрести по-тихому. Лишь бы сучка не взбрыкнула.

– Тебе точно не нужна помощь?

– Нет, – отрезал я.

Все смешалось в такой винегрет, что хотелось блевать. Эта подстава с захватом, засада, долбанная журналистка… и потеря контроля. Голова отозвалась тупой болью, а член заныл от очередного прилива крови.

Я грубо выругался, откидываясь на спинку кресла.

Когда в коридоре установилась стойкая тишина, я поднялся и поплелся к лифтам. Здание прокуратуры безмолвствовало. По-хорошему, надо было тоже ехать домой и ложиться спать. Но зверь внутри бесился и требовал вернуть ему ту, которую признал своей. Сейчас у него была одна цель – вымотать и подчинить меня, чтобы ослабил контроль и взял свое.

– Хрен тебе, – прошипел я себе сквозь зубы.

Успею наиграться. Сегодня заберу ее и оторвусь… Даже неделю отпуска, пожалуй, возьму, чтобы выбить дурь из…

Лифт открылся, но я не шевельнулся, пережидая прилив отвращения к самому себе. Дышать стало трудно, снова замутило и едва не вывернуло. Ее крик все еще стоял в ушах, а в теле болезненными обрывками пульсировало безразличие к ее агонии. Я настолько одурел от желания, что набросился на нее голодным зверем, вымещая злость и боль от потери своих… и безжалостно присваивая…

Кое-как выпрямившись, я втащился в лифт и нажал кнопку самого верхнего этажа, где был спортзал. Рассвет я встретил, жестко мочаля грушу так, что та даже не успевала качнуться ко мне, чтобы ответить взаимностью. Когда луч солнца не пойми как обошел все препятствия на своем пути и ударил в глаза, я очнулся и опустил руки. А следом – осел на колени, тяжело дыша.