– Где сосед?
– Обед, – послышалось позади. – А он отказывается есть. Вечером будем капать.
– Можете быть свободны.
Я направился к тигренку. Тот и ухом не повел на мое приближение. Даром что полукровка – чистейший зверь, ни одного изъяна. И занимал всю кровать, хоть не был еще даже подростком в человеческой ипостаси.
– Эрик, – позвал я тихо, замерев в центре палаты. – Мое имя Ронан Харт, я работал с твоим отцом.
Тигренок повернул ухо в мою сторону, но на этом все реакции закончились.
Я никогда не был силен в переговорах, не знал, что сказать сейчас. Что бы я хотел тогда, когда остался, потеряв отца, один? У меня ведь была мать… и дом. Но я чувствовал себя одиноким, потому что был уверен – никому меня не понять, ведь отца потерял только я один.
Я медленно направился к мальчишке, приблизился к кроватям и сел на соседнюю.
– Эрик… ты не один. Тебе кажется, что никого не осталось, но это не так. Твоя гувернантка спрашивает о тебе. Хочет усыновить. Вы с ней, оказывается, уже два года вместе. Она любит тебя как своего ребенка. Если хочешь, я могу помочь быстрее получить ей разрешение на усыновление.
Тигренок вдруг всхлипнул совсем по-человечески и втянул шерсть. Через минуту на соседней кровати ежился взъерошенный рыжий мальчишка. Он перестал дрожать, выпрямился и подтянул к себе худые коленки.
– Да, я хотел бы к Ронни.
– Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы вы быстрее встретились.
– Сколько? – в устремленных на меня рыжих глазах было столько надежды, что я скажу «завтра».
– Дай мне несколько дней. Может, неделю. – Видя, как задрожали его ресницы, я присел на корточки у кровати, заглядывая ребенку в глаза: – Эрик, дай мне время. Службам опеки нужно убедиться, что у тебя будет все необходимое для счастливой жизни. А пока Ронни может приходить к тебе каждый день.
– А вы были там с папой? – вдруг спросил он, глядя мне в глаза. Я кивнул. – А почему вы не умерли?
– Так вышло.
– А почему папа умер?
– Папа выполнял свою работу.
– Он сказал, что скоро мы будем вместе, – всхлипнул Эрик.
А я нахмурился. Стивенс работал под прикрытием, он не мог обещать сыну, что вернется.
– Как он тебе сказал?
– Он приходил позавчера ночью домой. – По щеке мальчишки скатилась слеза. – Сказал, что скоро вернется, и мы будем вместе.
Я тяжело сглотнул, прикрывая глаза. Не факт, конечно, но нарушение безопасности моим подчиненным и могло сыграть роль во всем произошедшем.
– Часто вы виделись?
– Иногда, – съежился он. – Не надо было?
– Я не знаю.
Мы помолчали немного, прежде чем я решился напомнить ему о том, что нужно как-то начинать жить дальше:
– Эрик, нужно есть.
– Мне не хочется, – совсем потух он.
– Ты же понимаешь, тебе нужны силы. И Ронни не хотела бы, чтобы ты ослаб. Не давай им повода оставить тебя в больнице – нам будет сложнее тебя вытащить…
Почему ребенок должен сейчас быть сильным – непонятно, конечно. Он должен быть хоть в чьих-то заботливых руках, а не здесь. Майк сказал, что Ронни произвела на него хорошее впечатление. А еще она человек, и мне предстояла новая бойня с властью. Но мне не впервые. Надо будет встретиться с женщиной и лично убедиться, что ребенку будет у нее хорошо.
– А ты придешь еще? – догнал вопрос меня уже у двери.
– Приду, – обернулся.
– Хорошо, – кивнул он решительно.
Медсестра ждала меня в коридоре. Я протянул ей визитку:
– Вот мой мобильный – звоните, если вдруг что-то будет не так. Он – моя личная ответственность.
– Хорошо, мистер Харт, – кивнула она.
Уже на улице я вытащил мобильный и, игнорируя кучу пропущенных, набрал Майка:
– Мне нужно встретиться с сиделкой Эрика.
– Это все понятно, Харт, – бесцеремонно перебил он меня, – но у нас пока есть проблема важнее…