Что на ней я посмотрю позже, а вот письмо… 

Я надорвал край и вытащил несколько листов плотной белой бумаги. Все они были исписаны отцовским почерком. С обеих сторон. Строчки шли вплотную друг к другу. Как будто отец боялся, что не хватит места. Письмо… В который уже раз захотелось рассмеяться. Я не представлял его, пишущим что-то. Поставить подпись на контракте – да. Но сидеть и писать… Я даже никогда не видел, чтобы он занимался чем-то подобным. Выходит, я не так уж и хорошо его знал? 

Дождь оглушающе барабанил по крыше автомобиля, по стеклам. Зачем-то я включил дворники. Потом опустил стекло, чтобы внутрь проник свежий воздух и выветрил дурман, который висел в голове. 

Света от приборной панели вполне хватало, чтобы я мог рассмотреть буквы, которые первые пару секунд даже не желали складываться в слова. 

Снова это странное, почти инстинктивное предчувствие беды. Ничего хорошего в письме не будет написано. Коснется это лично меня или города, понятия не имею, но и прощальных слов о том, какой мы могли быть замечательной семьей я не жду. 

Ветер неумолимо швырял капли дождя внутрь салона. Брюки и пиджак снова намокли, а я все сидел и чего-то ждал. 

Пришлось заставить себя развернуть листы и начать читать. 

«Дагмар… Я не знаю ни дня, ни месяца, когда ты прочитаешь это письмо. Знаю только, что в этот момент я буду уже мертв. Понятия не имею, как долго. Могу лишь надеяться, что хоть кто-то из нашей семьи скорбел обо мне. И что-то мне подсказывает, что это был ты. Наверное, начать следовало не такими пафосными словами. И совсем не с того. Но ты единственный, с кем я всегда мог быть откровенным. Возможно, ты не догадывался, но в тебе была моя отдушина. Рядом с тобой, сын, я не боялся, что мне всадят нож в спину. Я знал: ты всегда встанешь на мою защиту. Мы сражались бок о бок, ты был моим единственным союзником, моим Сыном. Да, вот так – с большой буквы. 

Мне бы хотелось быть для тебя лучшим отцом, чем я был. Мне бы хотелось быть достойным такого сына отцом. Но я не смог. Не справился. В этом только моя вина. 

Я не прошу у тебя прощения за то, что совершил. Сейчас это делать уже поздно и глупо. И на твоем месте я бы никогда не прощал такого непутевого отца. 

Наверное сейчас, читая, ты не веришь ни единому слову и задаешься вопросом, почему я вдруг решил сказать тебе все это. Причем вот так – в письме. Мне бы хотелось, чтобы ты знал, что всегда был важен для меня. И будешь важен. Даже после того, как я умру. 

Я знаю, что запоздал с извинениями, и понимаю, что не имею никакого права на твое прощение. Поэтому, давай закончим на моих признаниях и поговорим о том, что грядет. 

А грядут большие перемены, сынок…»

4. ГЛАВА 3. Обряд на крови

ГЛАВА 3. ОБРЯД НА КРОВИ

Это был ужасный день. Бесконечный и ужасный. Марина без сил привалилась к стене и надавила на кнопку звонка. Уходя, она оставила Лиле ключи от квартиры и написала записку с просьбой закрыть дверь, когда она проснется. Сначала она хотела разбудить горе-ведьму, просто из вредности. 

Но Лиля чем-то напоминала маленького ребенка, уснувшего под боком у мамы. Увидела страшный сон и прибежала к матери в поисках защиты. 

Марина не знала почему и откуда, но у нее вдруг возникло странное ощущение… Как будто она должна была защитить Лилю. Ничего она никому не должна! Она собиралась жить полной жизнью. Пробовать все, чего не пробовала. Выдрать у жизни каждую мелочь, которую у нее отобрали родители. 

Вот только начать самостоятельную жизнь, без почти тюремного надзора родителей, оказалось не так легко. И все приключения, о которых она так отчаянно мечтала, остались болезненной пульсирующей раной на щеке.