Слегка пошатываясь пошла домой. На улице всё так же толпились люди, при моём появлении подобрались разом.
— Ну как?
— Я сделала всё, что могла. Будем надеяться на лучшее, — не задерживаясь поплелась дальше.
Не хочу, чтобы мой позор все видели. А во рту появилась характерная горечь. Хоть бы до дома дойти. Немного ускорилась, а может, просто показалось. Я так устала.
Колин с сыном всё ещё возились с моим домом. Неужели им неинтересно что с их соседом? Хотя, какая мне разница, почему меня всё это так тревожит? Радоваться должна, что мне дом ремонтируют. Колин говорил, что за сегодня должны успеть. А он не любит бросать слов на ветер.
Вскользь отмечаю преображение дома, спешу в уборную. Закрываю рот ладошкой, чтобы не опозориться под пристальным взглядом мужчины и парня.
— Чего тебя туда понесло? — не успела выйти и вдохнуть свежий воздух, как Колин принялся ругать. — Пузо к земле тянет, а она других спасает.
— А как…
— А так. Тебе о ребёнке думать надо. Да и замуж не мешало бы, — он быстро посмотрел себе за спину на сына.
Мне восемнадцать, а ему двадцать. Не первый парень на деревне, но мне то что? Моё сердце давно отдано тому, кто даже не знает обо мне. Обычная история: он мэр города, а я сиротка. Он красив, богат, умён. А у меня ничегошеньки. Только чистое обожание и желание быть рядом.
— А ну-ка давай сюда, — Колин так и не дождался моего ответа, поэтому взял под локоток и повёл в дом. — Ты это, приляг, а я сейчас тебе чаю заварю.
— Спасибо, — мне и правда нужна помощь, сил шевелиться никаких нет. Сутки без сна и толком ела вчера днём.
Прилегла на кровать, борясь со сном. Нет, сначала надо поесть, силы восполнить. Прислушивалась к ворчанью мужчины на кухне. Чудной. Если бы я отказалась идти, то пришлось сбегать в другую деревню. Мне бы не простили этого, мстили и гадости творили. А может и похуже, например, жалобу написали б куда следует. Нет, мне никак нельзя ссориться с людьми.
До меня доносился лёгкий стук посуды и, наконец, услышала шаги Колина, осторожные, тяжёлые.
— Не спишь? — сначала в дверь просунулась голова, увидев, что я не сплю, вошёл нормально. — Садись подкрепись маленько.
— Спасибо, — взяла протянутую тарелку с кашей и ломтём хлеба.
Едва сдерживала дрожание рук, настолько я устала и хотела есть. Заставляла себя медленно подносить ложку ко рту, неспешно жевать и мысленно выгонять Колина из комнаты, чтобы наброситься на еду, не смущаясь чужого взгляда.
Колин так и простоял, пока я не поела. Подал чашку с чаем. Проследил, чтобы я всё выпила и только после этого ушёл.
Я провалилась в сон. В тревожный, тягучий, выматывающий.
— Что же чистая птичка забыла ночью на улице?
Я утонула в синеве любимых глаз. Иллан Гаррард, моя девичья мечта, стоял напротив меня, насмешливо рассматривая.
— Разве ты не знаешь, что опасно ходить одной?
Оглянулась, признавая его правоту. После десяти вечера фонари едва горели. Но я привыкла бегать по этой улице в общежитие после работы. Даже перестала задумываться над опасностями.
— Я-я-я с работы иду, — наконец, мой язык смог двигаться.
Завтра расскажу Хельге, что говорила с нашим мэром. Она лопнет от зависти.
— И как же зовут столь работящую птичку?
— Эмелисса, иллан Гаррард — краска смущения обожгла мои щёки, а мужчина почему-то прищурился, сжав губы.
— Я тебя провожу. Где ты живёшь?
— В общежитии школы травников.
— Так ты ребёнок, — разочарование в его голосе больно кольнуло и я поспешила похвастаться.
— Уже нет. Мне восемнадцать две недели назад исполнилось.
— Тогда что же мы стоим? — Гаррад предложил мне локоть. Моё сердечко едва не выскочило из груди, когда пальцы коснулись жёсткой ткани дорогого пальто. — У тебя пальцы ледяные. Где твои перчатки?