Покойная герцогиня не смогла толком оправиться после родов и была слаба здоровьем. Лекари запретили ей снова рожать и герцог вроде бы даже смирился с этим. Когда Ионе было два, мама почти перестала вставать с постели, изредка выходя в сад и только. Умерла она двадцать шестого июня, через четыре года, сразу после дня рождения дочери. И всё время, сколько мама болела, герцог ходил на сторону. Если бы это была любая другая женщина, Иона бы наверное со временем и смогла это принять. Но Кассандра была замужем. И эта картина не хотела складываться в голове пусть и не по годам разумного, но всё-таки ребёнка. Как только Грейстоун не понял, что Алеена не его дочь? Ведь она вообще не похожа на него.


Вздохнув, Иона заставила себя встать с пола и лечь в кровать. Не хотелось даже лишний раз шевелиться. И, внезапно решив махнуть на всё рукой, девочка зарылась в подушки и почти мгновенно уснула.


Она не услышала, как заходила няня, обеспокоенная пропажей воспитанницы. Не слышала, как заходил герцог со спешно вызванным лекарем. Измотанный переживаниями организм будто отключился на время, давая разуму прийти в себя. Лекарь, впрочем, утешил герцога и няню, сказав, что ребёнок просто спит и завтра всё должно прийти в норму.

– Просто спит? Посреди дня? Она должна быть на занятиях!

– Эсселт! Я сейчас возьму в руки розги! – Хоть они говорили в гостиной, голос няня не поднимала. – Дай девочке отдохнуть, пусть спит. Ты почему-то катаешься со своими вертихвостками по балам да приёмам, а она день деньской бегает! То учёба, то ты её дергаешь, то ещё страсти какие. Иди к себе, отстань от ребёнка.

Поджав губы, герцог недовольно зыркнул на няню, но спорить не стал. Развернувшись на каблуках, он быстро вышел из покоев. Няня же, расспросив лекаря ещё раз, всё ли хорошо, устроилась в гостиной.


На поместье опустилась ночь. Леди Грейс так и осталась в гостиной, задремав на небольшом, но удобном диванчике. Тишина, окутавшая всё вокруг, на краткий миг была прервана едва слышным шелестом.


Золотоволосый юноша, появившийся в проёме окна, шевельнул рукой, окутывая спальню чарами, не пропускающими звуки в обе стороны. Бесшумно спрыгнув с подоконника, он подошёл к кровати Ионы. Чуть склонив голову набок, он с грустью во взгляде посмотрел на спящую девочку. Чуть нахмурился, поняв, что она опять плакала. Осторожно поправив одеяло и укрыв ребёнка получше, фейри присел на краешек кровати. Не сдержав усмешки, бережно разжал тонкие пальчики, даже во сне сжимающие подаренный им кулон.

– И почему тебе так сложно просто убить эту дуру, а? Ну меня бы попросила, так нет, не хочешь, чтобы у меня были проблемы. Эх, ребёнок… И звать не зовёшь, и кулон не выпускаешь из рук. Дурочка, как есть дурочка. Не понимаю, что я вообще нашёл в тебе? Бабочка-однодневка, по сравнению со мной. Ведьма, которая не хочет быть ведьмой. Но почему-то я прихожу к тебе. Ты это вряд ли когда-то узнаешь, конечно. Я тебе точно не скажу, даже если очень захочу. Потому что это слишком странное поведение даже для меня, а я всё-таки фейри. Первый фейри, пожалуй, который называет человека другом совершенно искренне… Как же мне хочется, чтобы Богиня была милостива к тебе, малышка. Но пока ты сама не возьмёшь всё в свои руки – никто тебе не поможет. Я могу разве что петь тебе изредка ночью, чтобы твоя усталость и грусть превращались в прекрасные мечты. Пожалуйста, позови меня в следующий раз. Мне так не хватает наших разговоров, малышка.

Фейри, устроившийся на подоконнике, буквально из воздуха достал старенькую лютню. Тихий, больше похожий на шелест ветра в листьях голос замолк. И пришла музыка.