Всё наоборот
Куда ни глянь, повсюду зеркала…
Мы смотрим в них, а видим отражение
Всех наших помыслов и дел до их решения.
И видим страх в глазах за те дела,
Которые вершим по доброй воле.
Ну, а выходит всё наоборот.
Счастье обещанное превращаем в горе,
А революцию в простой переворот.
Вождей боготворим, а, в самом деле,
В зеркальном лике виден сатана.
…И красная кремлёвская стена,
Как рана, кровоточащая в теле…
Бедная Лиза
Скука заела. Дурной телевизор
Давно надоел. Даже старенький «комп».
Из книг на шкафу только «Бедная Лиза»
И автор её мне со школы знаком.
Конечно, тогда было мне не до скуки,
И бедную Лизу забыв навсегда,
Я весь погрузился в другие науки
И вряд ли про Лизу бы вспомнил когда.
Но нынче, похоже, настало то время
Когда-то забытые книги читать.
И пусть Карамзин, как сказали б, не в теме,
Но надо же чем —то себя наказать!
Читаю страницу, читаю другую,
Всё дальше и дальше в неё ухожу,
Но радости нет, вместе с Лизой тоскую,
А, хочешь, о ней я тебе расскажу?
Хотя знаю я, что получится скучно,
Не выйдет, увы, из меня Карамзин…
…Жена мне в ответ: « Ты бы Лизу не мучил,
А лучше за хлебом сходил в магазин»…
Единственный
Наш лик на божий лик похож,
Но с Богом сравнивать напрасно,
Ведь в миллионах наших рож
Сокрыт великий и ужасный
Нечеловеческий наш лик —
В нас миллионы тех, кто править
Нами и миром сам привык,
А мы привыкли Бога славить…
Но кое-кто из нас готов
Превознести себя как Бога,
А те, кто в нас, без лишних слов,
Показывают всю убогость
Потуг стать Богом для себя,
Хотя бы внешним обаянием,
И нас расчётливо любя,
Дают нам жизнь и испытания.
Выходит, всё о Боге врут?
И каждый сам себе создатель?
Выходит, жизнь – Сизифов труд?
Выходит, зря я годы тратил,
Когда искал напрасно Бога
В самом себе. И не нашёл.
И только он средь нас убогих
Один, кто Богу подошёл…
Гоголь
Зайдём-ка к Гоголю, а вдруг хозяин дома?
Скучающий привратник у дверей —
Видать, замучили и годы и истома…
– Проснись, старик, веди нас в дом скорей!
Но что-то нас хозяин не встречает,
А вдруг ему сегодня недосуг,
Он и без нас, похоже, не скучает
В своём затворничестве без людей и слуг.
И перестук шагов его не слышен,
Лишь фонари всё те же за окном,
А Гоголь, вот он – что-то снова пишет —
Дописывает «Вия» перед сном.
Потом уснёт, во сне свою Диканьку
Увидит вновь. Потом придёт рассвет
В туманный Петербург вновь утром ранним…
Вот только Гоголя сегодня дома нет.
Бумага и перо на том же месте,
Давно дописана последняя строка
И старый плед лежит на старом кресле
И ждёт его не годы, а века.
Камин давно остыл. Чужие гости
Заходят навестить его как мы.
А он на Новодевичьем погосте,
Где собрались все лучшие умы.
…Здесь под покровом чёрного гранита
Хранится его тело, а душа,
Как дверь квартиры этой, всем открыта,
Заглянем же и мы к ней не спеша?..
Москвичи
Полночь. Фонари. И чьи-то тени
Бродят неприкаянно в ночи.
В мавзолее спит товарищ Ленин,
Но не спят, похоже, москвичи.
Не спеша гуляют по брусчатке
Самой главной площади страны,
Не боясь оставить отпечатки
И, своей не чувствуя вины.
Бродят, наслаждаются свободой,
А когда опять настанет утро,
Опустеет площадь без народа,
Здесь его и не было как будто.
Снова ночь и снова оживает,
Как от летаргического сна,
Чтоб всем доказать – Москва живая
И непокорённая она!
Двадцать лет спустя
Двадцатый век – век войн и революций.
Век гениев, безумцев и вождей.
Век поражений и побед и контрибуций.
Век атеистов и потерянных людей.
И надо же, я в этот век родился!
С ним вместе рос, взрослел. И с ним старел.
И постарев, однажды с ним простился,
Оставшись в новом веке не у дел.
За двадцать лет забылся век двадцатый,
Но не для нас, кто всё о веке знал.
Не знал лишь одного: кто виноватый,