Поэтому для выдающегося автора термин «мосарабский» имел исламское происхождение и использовался для обозначения христиан, живших в Аль-Андалусе.

Симонет представлял это христианское население в строго идеологических терминах, в рамках национально-католического видения. Они были хранителями католической веры, а также истинного национального духа. Гомес Морено в своей классической работе «Мосарабское искусство»[4] также выбрал использование этого термина для христиан, живших под властью Андалузии, а также для тех, кто эмигрировал на север.

В этой же классической интерпретации находится работа Ринкона Альвареса[5], который даже ссылается на них выражением «испанский мосарабский». Столкнувшись с арабским происхождением термина, Симонет уже отбросил в своей работе латинскую этимологию слова «mixti arabes» с явно уничижительным характером, предложенную Хименесом де Рада в его «De rebus»[6].

Педро Чалмета, однако, вернулся, чтобы подтвердить это этимологическое происхождение, противопоставление арабскому языку, общепринятому большинством исследователей[7]. Другая традиционная точка зрения, хотя и критическая по отношению к Симонету, – это точка зрения таких авторов, как Менендес Пидаль[8] или Исидро де Лас Кагигас[9]. Pелигиозный аспект, центральный в видении Симонета, сосредоточенный исключительно на предполагаемом национальном характере мосарабского феномена. Другие классики и выдающиеся историки, такие как Гонсалес Паленсия[10], сосредоточили свое видение «мосарабского языка» на генезисе уникального культурного сообщества, связанного с его контактами с арабской цивилизацией и его культурной исламизацией.

Америко Кастро также приписывает «особый» характер мосарабам из-за воздействия на них арабизации и их архаичного римского и готического наследия[11]. И, возвращаясь в прошлое, но с той же точки зрения, Томас Глик[12] ввел концепцию аккультурации, чтобы приписать моcарабам роль носителей исламских культурных элементов. Урвой[13] представил различные значения этого термина в отношении трех типов сообществ: христиан Aль-Андалуса, членов этой общины, эмигрировавших на север, и «мосарабской» общины Толедо после кастильского завоевания.

Его классификация была предложена применительно к языку, литургии и искусству. По его мнению, это были бы сами моcарабы, которые оправдали бы свою арабскую принадлежность против доктрины «чистых арабов», отождествления арабов с исламом. Следовательно, в отличие от этимологической интерпретации Симонета, в которой термин «моcарабский» произошел от пассивного слово «муста’араб», для Урвоя он произошел от активного слово «муста’ариба».

Фонтен[14] и Милле-Жерар[15] высказывались в том же духе, и, со своей стороны, Ханна Кассис[16] предложила использовать оба варианта, которые отражали бы реальность процесса арабизации: термин «муста’ариба» для тех, кто сознательно стремится к арабизации, термин «муста’араб» для тех, кто был невольно арабизирован.

Хагерти[17] и Кантарино[18] подошли к этому термину с точки зрения своих собственных различий в христианском сообществе Аль-Андалус.

Хагерти использует термин мосарабский на протяжении всей своей работы, объясняет, что его использование носит исключительно случайный характер, а также пытается избежать осложнений, хотя он осознает разнообразие, культурную и идеологическую неоднородность внутри этого сообщества. Он считает, что было бы предпочтительнее использовать термин «а́cham», понимаемый как «тот, кто плохо говорит по-арабски», поскольку эти христиане, по его мнению, скорее принудительно «арабизированы», то есть они были в процессе «моcарабизации».