– Заткни хлебало! Собери оружие, одень маску и марш в наш броневик, живо!
– А как же командир?! Зверью оставим?
Сержант опустил голову и вздохнул. Ему тоже очень хотелось снять треклятый противогаз.
– Да, Птицу похоронить как офицера надобно… Ладно, поступим так. Мы сейчас тебя вытащим, погрузим к тебе летеху – и что есть мочи мчи обратно на базу. Только доберись, прошу тебя. Расскажи все, как было. Ты слушаешь меня?!
– Да… Да…
– Пока я цепляю твой бэтэр, собери оружие этих уродов. Проверь, может, жетоны какие или документы. И смотри по сторонам. Может, еще кто в кустах есть.
– Да, я сделаю…
Ветер шуршал в кронах изуродованных деревьев. Свистел между замерших лопастей трех мачт ветрогенераторов, которые торчали, закрепленные за стену полуразрушенного здания общежития. Гонял опавшие сухие листья, заставляя высокую траву тереться друг о друга. Вечерело. Спускающееся к морю солнце подсвечивало землю сквозь пену плывущих облаков, то и дело выныривая в просветах и обжигая зрение.
Стечкин рассредоточил своих бойцов вокруг ангаров и входа в бункер. Сделал он это так, чтобы каждый боец мог видеть ближайших и обмениваться по цепочке информацией посредством жестов. В трех местах скрытно сосредоточены по одному бронетранспортеру. Стечкин то и дело поглядывал с холма, на котором выбрал себе позицию в сторону каждого из них, желая еще раз убедиться, что сухой кустарник и свисающие ветки надежно маскируют технику.
– Зараза, еще минут пять, и солнце будет светить в прицел! – проворчал майор после того, как светило в очередной раз подмигнуло в разрыве облаков.
– Что? – шепнул Колесников, повернувшись к нему.
– Мне бленда нужна подлиннее на прицел. Иначе засветим зайчиком так, что все равно как с оркестром встречать и шариками…
Борис снял свою перчатку и принялся орудовать ножом. Уже через пару минут он надел на оптический прицел СВД командира цилиндр, скрученный из резины этой самой перчатки.
– Так лучше?
– Ты на кой хрен вещь казенную испортил?
– Казенную? – Борис тихо засмеялся в маску. – Ну, ты шутник, Василич! Да ничего. Гостей положим тут костьми, я у них возьму. У них они пятипалые.
– Вот было бы занятно, если шестипалые, да? – ухмыльнулся майор и тут же затих, вслушиваясь в далекий звук. – Ты слышал это, капитан?
– Что?
– Да сними ты капюшон. Взрыв не слышал?
– Нет, кажись. Я подумал про шестипалую ладонь и…
Стечкин заметил, что один из бойцов, лежавший в кустах на склоне, чуть повернул голову в том направлении. Значит, тоже услышал. Значит, не показалось.
– Хреново дело. Туда ведь конвой Скворцова отправился. И взрыв.
– Ты думаешь, что…
– Боюсь даже думать.
Они замолчали, вслушиваясь в шелест ветра и любые иные звуки, которые могли пронзить влажный воздух янтарного края.
– Вот! – громко шепнул Борис. – Точно! Еще взрыв. Или даже два сразу.
– Тише ты! Твой шепот в наморднике слышно почище этих взрывов.
– Ребята в засаду попали…
– Это очевидно. Тихо… Стреляют. О… КПВТ. Так… Стихло все.
– Последним стрелял, кажись, КПВТ?
– Именно. Значит, наши засаду перебили. Надеюсь. Так, все. Ползи на свое место. Дальше только жестами.
– Слушай, Василич…
– Ну чего еще?
– Может… в самом деле зря ты того на пляже положил?
– Ну, давай я пойду, извинюсь, а? – раздраженно бросил Стечкин.
– Да нет… Но…
– Они пришли к нам. Скрывали свою численность, идя след в след. Пришли с оружием. Отрыли по нам огонь. Мы им должны были выставить ноту протеста, подставить другую щеку, задницу и уступить территорию?
– Ты слышал про инстинкт указательного пальца?
– Чего? Какого еще, к хренам, пальца?
– Ну, ты всю жизнь военный. На твоих глазах мировая война прокатилась. А ты так никого и не убил. И тут возможность. Оружие, палец на спусковом крючке. Есть в кого пострелять… Убиваешь и находишь этому обоснование…