— Лест Сарков, чем обязана? — удивлённо спросила она, обратив внимание на след от сажи на лице, всклокоченные светлые волосы и неопрятный мундир. — Что случилось? Нападение? Пожар? Я сейчас иду! — Развернувшись, целительница поспешила в глубь дома, но мужчина перехватил её за локоть.
— Нет, нара Кант… — Комендант замялся и виновато посмотрел на нее.
— Что случилось? — вновь спросила Ори, почувствовав, как сердце сжимают ледяные тиски страха.
— Нара Кант… — Лест Сарков тяжело вздохнул. — Ориана, мне так жаль…
[1] Здесь и далее стихи автора.
[2] Лест и леста — обращение к представителю дворянского рода. Нар и нара — обращение к человеку, не относящемуся к дворянскому сословию.
2. Глава 2
Стремится разорвать оковы
И завладеть твоей душой,
Чтоб в омут окунуться снова
Безумья, позабыв покой…
Ринада громко рыдала на груди поддерживающего её леста Саркова, пока жрец храма Триединого ровным речитативом читал молитву по усопшим. Тарина тихо всхлипывала, прижимаясь к матери и неотрывно следя за тем, как несколько солдат обкладывают наглухо забитый деревянный ящик большими вязанками хвороста. После взрыва в лаборатории от Вадима Канта и его друга и помощника Блеза Нариха мало что осталось. Ориана конечно же настояла на экспертизе, чтобы удостовериться в смерти мужа. Из больничного архива были доставлены два кристалла, хранившие слепки аур Вадима и Блеза, которые тут же среагировали, стоило их поднести к останкам. Иных доказательств не потребовалось.
Ориана сжала руку дочери и осмотрела тех, кто явился на похороны. Женщина не проронила ни слезинки за все эти дни. Будто что-то не позволяло выплакать своё горе. И если бы не потухший взгляд и бледное лицо, по городу уже точно поползли бы слухи.
Словно издеваясь над горем вдов, невдалеке раздалось весёлое щебетание птиц. Этот день радовал тёплой и солнечной погодой. На небе не было ни облачка, а тех, кто пришёл проводить усопших в последний путь, обдувал лёгкий ветерок. Ориана отстранённо подумала, что сегодня идеальный день для пикника. Прикрыв глаза, она тяжело вздохнула и обняла за плечи громко всхлипнувшую дочь.
Тарина тяжело переносила смерть отца, так как была слишком сильно к нему привязана. Даже сильнее, чем к матери. Заглянув в покрасневшие от слёз зелёные глаза, Ори неожиданно задалась вопросом: догадывался ли Вадим о том, кто настоящий отец девушки? Не то чтобы Ориана специально решила обмануть его. Просто когда сбежала из академии и приехала сюда, то ещё не знала, что носит под сердцем ребёнка. Да и когда малышка родилась, то все признали в ней копию матери. Кроме, разумеется, отцовских глаз. Только когда Тарина немного подросла, целительница наконец поняла, чья именно зелень отражается во взгляде малышки. И, видя безграничную любовь Вадима к дочери, так и не смогла сказать правду. Хотя стоило бы. Ведь так было бы честнее…
Чтобы сгладить этот обман, Ори захотела родить ещё одного ребёнка. Она считала это справедливой платой за доброту и понимание, которые дарил ей муж. К сожалению, их малыш погиб двенадцать лет назад, когда на город напала хищная орда севарок — огромных сороконожек с хитиновой броней и острыми жвалами на морде, способными перерубить человека пополам. Тяжело перенеся эту потерю, супруги по обоюдному молчаливому согласию решили больше детей не заводить. И теперь, стоя у погребального костра, Ориана жалела о принятом решении. Выходит, Вадим не оставил после себя потомства.
— Нара Кант, — тихо позвал её мэр города, вырывая из хоровода мрачных мыслей.
Непонимающе посмотрев на невысокого темноволосого мужчину, она увидела, что тот еле заметно кивнул в сторону погребального костра, вытерев платком вспотевшее лицо. Переведя на него взгляд, Ори заметила протянутый жрецом факел. Пришло время поджечь хворост. Как только целительница взялась за древко, Ринада зарыдала ещё громче, а Тарина вцепилась в руку матери.