Маша помнит, как слушала музыку с мамой и папой, в машине. Они часто ездили в путешествия всей семьей – не оставишь же дочку одну дома?

Они оставили ее только один раз. И навсегда.

Опустив голову, Маша тихо поет первый куплет:

All that I have is all that you’ve given me.

Did you never worry that I’d come to depend on you?

На слове «worry» (где голос переключается в верхний регистр) Филипп Филиппович тоже вскидывает брови. Едва заметно качает головой.

Потому что у Маши удивительный тембр. Контральто, как у мальчика. Шероховатый и как будто хрупкий. Только ее голос не ломается. Он словно уже сломался однажды и больше не вернется к прежнему, беззаботному, детскому.

Но он и не взрослый, нет, не взрослый. Взрослых слушать скучно. Они все знают о жизни, все ноты у них расписаны, и даже когда они фальшивят – это еще скучнее.

Здесь – не так. Здесь голос – это стальная струна, которая может лопнуть, стоит лишь ударить посильнее медиатором. И ты каждый раз думаешь: вот сейчас это случится.

Это не пение, а катастрофа.

С таким голосом тебя выгонят из любой музыкальной школы. Таких вокалистов не аттестует ни одна комиссия. Вот Машу и выгнали.

– You’d better stop before you tear me all apart, – это Маша начинает припев, завершает последнюю строчку – «You’d better stop» – и правда останавливается. Будто теряет интерес к происходящему. Гаснет и экранчик на телефоне.

– Мне не очень нравится эта песня, – говорит Маша. – Извините.

– Плохо, – говорит Филипп Филиппыч. – Непрофессионально.

И делает какую-то отметку у себя в планшете.

Крис оставляет гитару. Ей грустно. Она сама не знает почему.

– Ладно. Что вы еще умеете, Талашева? – спрашивает Фил Филыч. – Может, что-то русское вам больше заходит?

– Я не знаю, что вам спеть, – говорит Маша.

– Да что хочешь.

Маша улыбается под маской. Кладет руки на клавиши. Простейшая тональность – ре минор. В ней умеют играть примерно все.

– Хочешь сладких а-пель-синов? – Маша растягивает слова по-земфириному. – Хочешь вслух рассказов длинных?

– Стоп-стоп-стоп, – Фил машет руками. – Сначала ставим звездочку: автор признан иноагентом на территории РФ.

– Авторка признана иноагенткой, – поправляет Крис.

– Опять мимо. Феминитивы не отвечают нашим традиционным ценностям. И вообще не спорьте со старшими. Станете членкой приемной комиссии – тогда и слово получите.

Крис негодует. Но Филипп Филиппыч больше не обращает на нее внимания.

– У меня к вам три замечания, Мария, – говорит он сурово. – Первое. Вы совершенно не умеете петь. Второе. Вы поете не в своей тесситуре. Вам этого не говорили в вашей музшколе? Нет? Почему-то я не удивлен. Теперь третье. Я человек толерантный и местами даже терпимый, но меня смущает ваша манера прятать лицо. Я не вижу вашей артикуляции. Или вы готовитесь исполнять партию «Мисс Икс» на шоу «Маска»? Вот сейчас тоже шутка была… хотя вряд ли вы оцените мой искрометный юмор…

– Я могу спеть эту арию, – говорит вдруг Маша.

В ее голосе слышатся слезы.

– Ну да, ну да. Теперь ее только ленивый не поет. Права-то свободны. Штук двадцать каверов я лично слышал, однако все – мужские. Кстати, чье исполнение вы предпочитаете? Жени Дятлова или, может быть, Шамана?

– Дятлов хороший. Но я больше люблю оригинал из фильма.

– У Георга Отса чисто баритональная партия, – говорит Фил. – Впрочем, она подходит под ваш диапазон голоса. Так что же? Выходим на арену?

Маша кивает.

– Тогда, с вашего разрешения, я сам сяду за рояль. А вы пойте. Только будьте любезны привести в порядок нервы. Вы сопите так, что даже из-под маски слышно.

Фил с кряхтеньем садится на вертящийся стул. Поддергивает рукава. Очень умело, как по нотам, играет короткое вступление.