Когда-то они вдвоем смотрели всякие такие записи. А потом он учил ее гитарной аппликатуре. И как правильно держать руку.

– Твой брат вернется нескоро, – говорит отчим. – Хочешь, послушаем музыку? Есть Jamiroquai. Есть Джек Дэниэлс.

Крис хочет освободиться. Но отчего-то замирает на месте. Он осторожно трогает ее пальцы, как струны гитары.

– Просто иди за мной, рыжик, – говорит он. – Fire… walk with me.

Чуть раньше Маша спускалась по широкой лестнице. Между этажами – широкие полукруглые площадки с высокими арочными окнами. Это называют в Питере «парадной», или «парадняком», или еще чем-то таким же возвышенным.

В архангельской хрущевке нет никаких парадных. Там – лестничные клетки. Лучше и не скажешь.

На каменном подоконнике между вторым и третьим сидит Маск.

Увидев ее, он соскальзывает вниз. Он довольно высокого роста и еще немного нескладный. Ну да, он похож на сестру: курносым носом? Зелеными глазами?

Но сегодня он не такой лохматый. Посчитал нужным подстричься?

– Привет, Максим, – строго говорит Маша: она же старше. – Ты чего тут?

– Ну… я просто шел домой.

– Шел-шел и устал?

Нет, Маша не хочет его обидеть. Конечно, этот парень не опасен. Он просто излучает позитив, и Маша легко принимает эти сигналы: я – твой друг, я тебя не ударю, ты мне очень нравишься… Но Макс был бы очень огорчен, если бы понял, что Машка может читать и все остальные его послания. Те, что он никогда не стал бы транслировать. Ну, например: у меня еще никогда не было подружки… то есть так, чтобы по-настоящему, еще ни разу… Потому что я жутко застенчивый, и я сам это знаю… А вот чего не знаю, так это о чем говорить с девушками.

– Я не устал, – говорит он сейчас.

– Ну тогда проводи меня немножко, – предлагает Маша. – Если не трудно.

Ему? Трудно? Да он тут уже битый час ее дожидается. И еще час просидел бы. На холодном-то подоконнике.

Ничего. Ему даже полезно немного остыть.

Они выходят из парадной на проспект. На другой стороне, у Петроградской, остановка автобуса. Вот дотуда они и дойдут. Машка сядет в кресло у окна, помашет рукой Максу, и он послушно отправится домой. Съест сэндвич с сыром, подольше задержится в ванной, а потом пойдет спать. Это же ясно, как день. То есть, как вечер.

Только почему-то на Петроградской они не останавливаются. Не спеша идут дальше. С Максом приятно идти, он не болтает лишнего и не выеживается. К тому же, если посмотреть в навигатор, машкин автобус застрял в пробке где-то далеко за Троицким мостом.

Хоть бы он вообще сломался, думает Макс. Хоть бы они вот так шли и шли вдвоем. Он взял бы Машу за руку, но пока что как-то не получается.

Хорошо еще, что у него не пахнет изо рта. Военная хитрость: он прячет за щекой мятную таблетку.

– Я слышал ту вашу песню, про солнце, – говорит он. – Где гитара и голос. Классно звучит, хотя и на коленке сделано. Хотите, я подложку напишу, с басовой линией? Ну, то есть… хочешь?

– Напиши, – разрешает Маша. – Только там всего два куплета. И припева нет.

– А куда больше? Запилим пока шортс. Чего тянуть-то?

– Шортс?

– Ага. На одну минуту. Прямо на телефоне вертикальное видео запишем. Я уже сюжет придумал… Ну, типа в общих чертах. Снимать надо где-нибудь на крыше, на закате, чтобы фон был яркий. Такой… имбовый будет клип.

– Ты молодец, конечно, – говорит Маша. – Только снимайтесь пока без меня.

– Как это без тебя? А кто петь будет?

– Просто ты не понимаешь…

Да, Макс не понимает. Тогда Маша медленно опускает масочку на шею. Сказать по правде, ей все равно, что он подумает. Разве что немножко интересно: этот парень – такой, как все? Или… не такой? Хотя бы потому, что он брат ее лучшей подруги?