Крис решается.

– Здравствуйте, Филипп Филиппович, – говорит она. – Это Кристина Кляйн.

– Здравствуйте. Так по какому вы вопросу?

Он все понял, конечно. И он все помнит. Только не хочет показывать. Вокруг слишком много чужих ушей.

– Я что хочу сказать, – говорит Крис. – Там в списке зачисленных нет Маши Талашевой. Мы прошли прослушивание вместе. Если ее не будет…

Ее голос внезапно садится.

– Тогда и меня можете вычеркнуть. Я не буду играть ваши «Валенки».

– Хм, – Филипп Филлипович как будто размышляет вслух. – Это интересное предложение. Вы уверены?

– Более чем.

– Мы примем меры, – говорит Филипп Филиппович еще более деловым тоном. – Думаю, речь идет о технической проблеме. Ваш вопрос будет решен.

– С-спасибо, – говорит Крис.

А Фил продолжает уже тише:

– Что касается прослушивания… Вы его только сейчас прошли.

Они встречаются в «Диво-Острове» на Крестовском. Это парк развлечений. Где же еще праздновать зачисление в институт?

Там можно оставить кучу последних денег. Сорвать голос на американских горках. Полетать на ракете с визжащими пассажирами. Посидеть в кафе, кое-как уворачиваясь от бегающих между столами детей.

Маша побаивается детишек. А Крис их любит. И брата любит воспитывать.

И вот теперь они вдвоем с Машей плывут по воздуху в стеклянной кабинке, подвешенной к громадному колесу обозрения. Оттуда видно чуть ли не половину города, от небоскреба в Лахте до скромной старенькой телебашни. Чайки летают над заливом, и ангел по прозвищу Петрик машет крыльями где-то там, над Невой, на своем золотом шпиле, и все замирает, все смолкает вокруг, и уши у девчонок как будто закладывает от восторга.

– Теперь все будет хорошо, – уверяет Крис. – Мы соберем группу. Точка для репетиций уже есть, прямо в институте. Там у них микрофоны хорошие, я видела. Наверно, Бессонов сам выбирал. И микшерный пульт с обработками. Дома такое не поставишь, никаких денег не хватит.

Маша кивает. Она во все глаза смотрит вокруг. Она ведь совсем недавно в этом городе. Ей все интересно.

– Запишем на халяву несколько песен, выложим на все платформы, – это Крис развивает мысль. – Что-то да и зайдет.

– Реклама нужна, – рассеянно говорит Маша.

– Твой голос – это и есть реклама. Стоит кому-то услышать, и все, он подписчик.

– Да ладно тебе.

– Забьемся на сто рублей?

Она включает четырехканальный рекордер в телефоне. Теперь можно писать голос поверх минусовки. Как караоке, только интереснее.

Текст лежит в кармане у Крис. Она его распечатала заранее крупными буквами: в телефон-то уже не посмотришь.

Песня довольно простая. Это лирическая баллада под гитару и еле слышную петлю из fruity loops. Пару раз послушать – и можно петь.

Тем временем кабина колеса обозрения добирается до самого верха. И как будто зависает там – или это только кажется?

Маша слушает музыку в наушниках. Про себя повторяет ритм.

Записывать голос надо так, чтобы звук из динамиков не лез в микрофон. Поэтому она не вынимает эйрподсы из ушей. Просто опускает масочку и начинает тихо петь, глядя в текст. В стеклянном шаре больше ничего не слышно, кроме ее голоса.

Что-то может случиться: я чувствую это

в робком шепоте листьев, в запахе ветра,

в электрической искре, пробежавшей по нервам

от случайного взгляда.

Дальше – второй куплет, а за ним следует гитарный проигрыш, и гитара там играет немного вперед, – так и задумано, – и можно перевести дыхание. Или (что еще лучше) остановить запись. Потому что текст еще не дописан. Крис уже знает, про что там будет: про то, что очень тяжело быть чужими на этой земле, даже если сейчас вокруг – бескрайнее небо и облака, и хрустальные башни сияют на горизонте. Все это не навсегда. Стеклянная кабинка неуклонно движется вниз.