– Может, когда она пишет, случается что-то плохое? Точно! Что если все, о чем она пишет, сбывается? Или на ней лежит проклятие, и стоит ей написать хоть слово, у нее в ноге ломается кость? Поэтому ей и нужна трость.

– Давайте спросим «Фейсбук», – предложил Мюррей. – Ничто так не проясняет ситуацию, как старый добрый киберсталкинг.

– Уже, – ответил я.

Когда я ввел в поиск имя Грейс и нажал «искать», мне вывалился список всех знакомых Грейс. Первой шла Сэйди Грейс Элизабет Смит, затем Саманта Грейс Лоуренс (вместе учились в младшей школе), Грейс Парк (дальняя родственница) и Грейс Пейн (понятия не имею, кто такая). Под ним шел ряд точных совпадений. В нем значилось около пяти Грейс Таун, ни с одной мы не были взаимными друзьями, и лишь одна жила поблизости.

Я наклонился к экрану:

– Ее здесь нет.

– Подожди, а эта? – Лола указала на экран.

Я нажал на фото профиля Грейс Таун, которая жила в нашем районе: девчонка в красном платье, с накрашенными красной помадой губами и развевающимися медово-золотистыми локонами. Она лучисто улыбалась, нет, смеялась с закрытыми глазами и откинув голову так, что выступали ключицы. Мы узнали ее секунд через десять. Потому что это правда была она. Та же Грейс Таун, с которой мы ехали домой на ее машине. Губы, форма лица – все совпадало.

– Черт, – ахнул Мюррей, – небось парни на нее слетаются как мухи на мед.

– Перевожу: это привлекательная девушка, которая, вероятно, пользуется успехом у противоположного пола, – сказала Лола. – И не только у противоположного, – добавила она минуту спустя, приглядевшись к фото повнимательнее. – Черт, чем-то смахивает на Эди Седжвик[7]. Офигенная.

И это была правда. Грейс Таун с «Фейсбука» была высокой, стройной, загорелой, а ее руки и шею хотелось назвать лебедиными, изящными. И, черт, наверное, это старая фотка, подумал я, но нет. Судя по дате, Грейс загрузила ее всего три месяца назад. Я просмотрел пять других снимков профиля, и на всех она была такой же. Все были сделаны несколько месяцев назад, но эта Грейс существенно отличалась от той, с которой я только что познакомился. Волосы были длиннее, до талии, и падали мягкими аккуратными локонами. На фото она была на пляже, накрашенная и улыбалась так офигенно и сияюще, как улыбаются модели с рекламы, всем видом показывающие, как их прет есть зеленый салат. Не было никакой трости и черных кругов под глазами, и одета она была не в мужские шмотки в несколько слоев.

Что же случилось с ней за эти три месяца, что так изменило и сломало ее?

Сэйди позвала нас из гостиной и попросила помочь папе приготовить ужин до маминого возвращения из галереи (она работала музейным куратором в городе).

– Наконец-то, – выпалил Мюррей, – а то я уже готов вырвать кусок из низко летящей вороны.

Мы быстро позабыли о загадочной Грейс Таун и не вспоминали о ней несколько часов, пока ужинали, мыли посуду и смотрели Netflix, как обычно в четверг. Лишь попрощавшись с друзьями, спустившись в подвал и увидев, что экран бедного аймака все еще мерцает в темноте, я снова подумал о ней. И стоило это сделать, как я пропал.

В тот вечер я не почистил зубы, не принял душ, не сменил школьную одежду и не попрощался с Сэйди и Райаном, когда около двенадцати те наконец ушли. Я завис в подвале и всю ночь слушал Strokes – все песни, что удалось найти на Spotify.

«Говоришь, что хочешь быть со мной, – пел Джулиан Касабланкас, – детка, у тебя не все в порядке с головой».

Будь я старше и умнее, я бы внимательнее слушал рассказы ровесников о душевных муках, которые вызывает первая любовь, и смог точно определить симптомы этой серьезной и тягостной болезни. Но я не слушал и потому ошибочно решил, что ощущение жжения и сдавливания в груди спровоцировано четырьмя пережаренными куриными чимичангами