Ворота института, разумеется, были закрыты. Я вошел через проходную, сходил к пожарному щитку и, разбив стекло, снял ломик. Вернувшись, я сбил замок, открыл ворота и, сев в машину, въехал на территорию.

В помещениях лаборатории происходило какое-то переоборудование и даже мелкий ремонт. Ну, надо же! На мои исследования у них денег не нашлось, а на замену окон и установку каких-то дурацких шкафов – пожалуйста.

К счастью, все мои приборы сохранились. Их перенесли в одну комнату и сложили на два сдвинутых вместе стола.

Прежде всего, я перетащил в машину и уложил на сидение свое главное детище – хроновизор. Затем вернулся в лабораторию и взял еще кое-какие приборы, в том числе аппарат для ночного видения. Это устройство могло бы пригодиться в случае неожиданной атаки пятен.

Выходя из лаборатории, я обернулся и сказал:

– Ну, а теперь окончательный au revoir!

Выехав с территории института, я двинулся в сторону дома.

Было только около четырех часов, и еще можно бы поездить по городу, но я не был уверен, что за время моего отсутствия обстановка рядом с «Поплавком» не изменилась. Надо подготовиться к ночи засветло. Я стал рассуждать о том, как выгружу и где установлю генератор таким образом, чтобы он был защищен от дождя и при этом не загрязнял воздух в помещении. Хорошо было бы пробный запуск устроить еще сегодня. Вечер без света будет тягостен. Правда, и с электричеством теперь особого разнообразия не добьешься. Ведь даже телевизор нельзя посмотреть. Хотя, есть диски, проигрыватели, тысячи и десятки тысяч художественных и документальных фильмов, которые я не видел. Думается, в будущем, скорей всего, я вынужден буду стать заядлым киноманом.

Кстати, видел ли я в комнате проигрыватель? Возможно, он там и есть, но вряд ли сегодня мне удастся обеспечить электропитание.

Вечером буду сидеть перед окном и слушать шипение радио, пытаясь найти волну.

Что, если мне самому попробовать запустить какую-нибудь из московских радиостанций?

Тут в голову пришла мысль, что я должен найти магазин, где продаются портативные рации. Ведь до сих пор по всему миру существуют тысячи любителей пообщаться в эфире.

Задумавшись, я не заметил, как проскочил поворот на Волгоградский проспект, и опомнился лишь тогда, когда проезжал в районе Серпуховской.

Я развернулся перед очередной пробкой и остановился.

Действуя по какому-то необъяснимому наитию, я вышел, пересел в первое из попавшихся авто и рванул в сторону Пречистенки.

Доехав до конца Зубовского бульвара, выбрался из машины. С утра здесь произошли некоторые изменения. Дома вокруг стали ниже на один-два этажа. Кое-где повреждено асфальтное покрытие.

Вот он, ров с провалившимся троллейбусом, о котором говорил Федор: рога торчат в разные стороны. Я перебегаю по крыше, прыгаю, оказываюсь на зараженной стороне.

Сердце бьется, словно я иду к себе домой и знаю, что он разрушен.

Вот кафе «Колонна», дверь открыта настежь, сквозь стекло просматриваются столики. Приходит неуместная мысль: интересно, по-прежнему ли на крайнем столике стоит мое ризотто?

Следующее здание и библиотека разрушены до основания: они превратились в гряду невысоких желтоватых барханов. А на перекрестке все также возвышается обглоданная башня.

Обхожу кучи песка, иду мимо дома, сворачиваю в проход и попадаю во двор, где я уже бывал. Здесь стоит две машины, а около следующего дома еще три. Справа металлический забор и трехэтажное здание. На нем видны следы коррозии.

Иду дальше, и вот передо мной два ряда гаражей – как раз под окнами здания.

– Мира!

Останавливаюсь, прислушиваюсь.

Ничего не могло ее задержать здесь… если она жива.