Ее соседки визгливо засмеялись.
– К тебе, Юленька, Шалва не пойдет, – снисходительно пояснила Варвара Петровна. – Твой поезд ушел, как и наш. Ему только молодых подавай.
– А кто он, этот Шалва-то? – чувствуя охватившее ее любопытство, нетерпеливо спросила Юлия Петровна, забрасывая в рот очередную щепотку семечек.
– Сапсем прапащий баба! – осуждающе покачала головой Марзия Хасановна. – Даже кто такой Шалва не знаит…
– Это же наш местный олигархик! – сказала Ольга Валерьевна. – У него чебуречная. А живет он в первом подъезде. Холостой. Но каждый месяц женится на новой блондинке. Вот сейчас обхаживает Маргаритку из двадцать третьей.
– Ох, бабоньки, а что у нас в школе делается! – вдруг азартно сказала Юлия Петровна, возбужденно хрустя семечками. – К нам молодой биолог поступил на работу. Совсем еще мальчик, только после института. Так его директриса, эта змея подколодная, тут же в оборот взяла.
– Надо же! – всплеснула руками Ольга Валерьевна. – У нее такие новости в школе, а она ходит тут, святошу из себя строит. Ну, рассказывай!
– В подробностях! – потребовала Варвара Игнатьевна.
– Да не малши ты, пажалста! – взмолилась и Марзия Хасановна.
– Сейчас, сейчас, – заторопилась Юлия Петровна, и обнаружила, что у нее кончились семечки. Тут в ее голове как будто что-то щелкнуло: «А что это я тут делаю, когда мне надо к занятиям готовиться? Завтра же в школу!»
Она торопливо встала с места и молча устремилась к своему подъезду.
– Ты куда!? – остановил ее нестройный возмущенный хор. – А кто нам про школьные новости расскажет?
– Извините, милые, не сегодня, – сконфуженно сказала Юлия Петровна. – Еще будет время…
– Ну и пусть себе топает, – пренебрежительно сказала Варвара Игнатьевна. – Никуда она от нас не денется, помяните мое слово! Марзия Хасановна, голубушка, у тебя еще семечки есть?.. Рахмат! Так, на чем мы остановились?
– Не на чем, а на ком, – поправила ее Ольга Валерьевна. – На Шалве, будь он неладен!
Пятка
В семидесятых под Новый год возвращались мы в редакционном уазике из глубинки – ездили для сбора материала в праздничный номер. Мы – это водитель, корреспондент Гена и ваш покорный слуга, тогда завсельхозотделом районной газеты.
До райцентра оставалось немного, и тут уазик влетел в снежный перемет. Как ни раскачивал водитель машину взад-вперед, она оседала в сугроб все глубже. Пришлось и мне, и Гене вылезать из теплой уютной кабины и, проклиная все на свете, выталкивать уазик.
Провозились не меньше часа, пока вызволили его из снежного плена. А ноги наши, хоть и в теплых ботинках, уже начали отваливаться. Заскочили мы с Геной в машину почти в полной темноте и устроились оба на заднем сидении с ногами, скинув промерзшие ботинки.
Водитель включил фары и погнал уазик дальше. Тут бы подремать в тепле на покачивающемся мягком сидении, но окоченевшие ноги все никак не отходили. Нащупал я свою пятку – а она совершенно задубела, не ощущает, что я держу ее в горсти!
Испугался я: «Ну все, отморозил, на фиг!». Да и вся нога бесчувственная совершенно. Ухватил пятку и ну давай ее массировать и натирать обеими руками, аж вспотел весь от усердия. А она все не отходит. Точно, отморозил!
И тут Гена мне говорит: «Спасибо, друг! А теперь себе…»
Вот ёшкин кот! Это у нас на заднем сидении ноги переплелись, и я, в темноте вцепившись в Генину, давай её спасать! Потом я, конечно, и собственную нашёл – ничего, тоже выжила, родимая!
А позже, дома у ёлки, так отплясывал на радостях, что уж и опять ног под собой не чуял…
Верное средство
И вот, когда Пулины во время исполнения взаимного супружеского долга, провозившись, как два малогабаритных бегемотика, битый час, так и остались ни с чем, они поневоле призадумались.