Старшина, пожилой дядька, вздыхая, смотрел, как парнишки стучат ложками и в мгновение ока опустошают миски. У него тоже был взрослый сын, который служил в армии где-то в Приморье.

Наутро начиналась тяжелая мужская работа – штурм Комсомольского. Под прикрытием бронетехники омоновцы отделениями по шесть – восемь человек отвоевывали у бандитов улицу за улицей, околицу за околицей. Ночевали парни здесь же, в одном из занятых домов. Сферу под голову, спальник на пол – так незатейливо и спали. Очень удивляло ребят то, что каждый дом, каждая надворная постройка в селе были превращены в доты, дзоты и мини-крепости. Везде имелись подземные коммуникации, стены были обложены многочисленными мешками с песком. Короче, готовились к осаде здесь задолго.

Ночью из занятой боевиками части села слышались воинственные вайнахские песни. Оттуда снайперы чалили рассеянных и бесшабашных. Солдатики, как оказалось, очень безбашенный народ, частенько хулиганили: могли показать противнику голую задницу, а могли чего покруче. Снайперы, увидев такую картину, сначала роняли наземь СВД, а поняв, что к чему, приходили в бешенство и начинали, громко ругаясь, стрелять куда попало, по любому движению. Срочники, добившись своего и посмеиваясь, ложились спать. Новый день был похож на предыдущий, а тот, в свою очередь, на последующий. День сурка.

Однажды к Сергею подошел командир второго взвода – старлей Генка Барыбин.

– Серег, пойдем. Нас командир к себе кличет.

– Зачем, не знаешь?

Генка неопределенно пожал плечами: «Чего гадать? Там узнаем».

– Сегодня ночью пришла шифротелеграмма из Мобильника, – начал командир. – Поедете вдвоем. Сказали: прибыть для получения подарков к 23 февраля. Короче, к делу, поймаете вертушку – и в Грозный.

– Ну, ты, Василии, скажешь, – возмутился Барыбин, – поймаете вертушку! Как будто это мотор поймать на Театральной площади.

– Не мне вас учить, вертолетчики от нас в километре стоят. Возьмете у доктора спирту, сколько нужно, и вперед. Я вас больше не задерживаю, – отрезал Сидельников.

Доктор из медотдела УВД, прикомандированный к ОМОНу, попался очень нервный. Но, надо отдать ему должное, спирта у него было немерено. Причем, где он его прятал, остается тайной и по сей день. Этот жидкий «адаптоген» военврач употреблял в одно лицо. Носил он очки в толстой роговой оправе и сизый нос на своей физиономии.

Однажды эскулап возвращался после очередного обильного возлияния, выбравшись из объятий Морфея, в свой номер-люкс. А надо вам заметить, что продукты отряда хранились здесь же, в землянке. И так как шел он походкой неуверенной, оступившись, влип таблом прямо в коробку со сливочным маслом. После чего помещение потряс первобытный вопль: «А-а-а, ослеп. Ничего не вижу. От водки ослеп. Помогите-е-е!» Сначала началась всеобщая суматоха, но, когда разобрались, в чем дело, – разуверять его не стали. Пожалели, посочувствовали и, оставив врача один на один со своей бедой, легли спать. Причем кто хихикал, кто давился смехом, а кто откровенно ржал. Доктор, мгновенно протрезвев, на ощупь добрался до печки и сел горевать. Вот тут-то к нему вернулось самообладание: от тепла масло растаяло. Он протер очки и, бурча что-то себе под нос о человеческой неблагодарности и о скорой мести, упал на свою шконку и потом долго обижался на ребят.

Дать парням спирт он отказался наотрез. Но ребята были не лыком шиты и выдали ему заранее придуманную версию дальнейших событий: «Ну, не знаем, Вадим. Командир сказал, если не дашь, это твои проблемы. Тогда сам лети в Грозный!» Доктор, сразу испугавшись, отвалил напитка по полной программе – целую пятилитровую канистру.