Сегодня, впервые за долгое время, сверху не доносился шум голосов; вместо этого на лестнице, прислонившись к перилам, стоял Белый цветок и махал рукой, пытаясь привлечь внимание Венедикта.

– Нам нужна помощь в сборке гардероба, – сказал Белый цветок. Венедикту было неизвестно, как его зовут, но он знал парнишку в лицо – он был одним из многочисленных обитателей этого дома, похожего на лабиринт.

Венедикт пожал плечами.

– Почему бы и нет?

Он встал, положил нож в карман и вслед за Белым цветком начал подниматься по лестнице. Если он продолжит подниматься, то дойдет до четвертого этажа, где раньше находилась его спальня и где и теперь жили Рома и Алиса. Но, вместо того чтобы подняться туда, парнишка, за которым он шел, свернул налево и углубился в лабиринт из комнат и коридоров, проходя мимо кухонь, где кипела работа, и под провисшими потолочными балками. Они удалялись от штаб-квартиры Белых цветов в ту сторону, где прежде находились тесные квартирки и где планировка представляла собой горячечный сон архитектора.

Они вошли в маленькую комнату, где с деревянными панелями в руках стояли еще три Белых цветка. Парнишка, приведший сюда Венедикта, быстро схватил молоток и взял одну из панелей у Белого цветка, у которого со лба стекал пот.

– Если ты… ох! Ты не мог бы помочь нам с этими последними панелями? Установить их вон туда?

Он жестом показал, что надо делать, затем сунул большой палец другой руки в рот – похоже, он угодил по этому пальцу молотком.

Венедикт сделал, как он просил. Белые цветы, пытающиеся собрать гардероб, деловито переговаривались, их голоса звучали непринужденно, спокойно. Венедикт не жил здесь уже несколько лет и потому не знал их. Монтековых в доме оставалось немного, в основном здесь жили Белые цветы, которые платили за съем комнат.

Собственно говоря, Монтековых вообще осталось мало. Венедикт, Рома и Алиса были последними в их роду.

– Привет.

Венедикт поднял взгляд. Пока остальные спорили, куда забить очередной гвоздь, Белый цветок, стоящий к нему ближе остальных, чуть заметно улыбнулся.

– Прими мои соболезнования, – тихо проговорил он. – Я слышал о твоем друге.

О моем друге. Венедикт прикусил язык. Он мало что знал об обитателях этого дома, но они, похоже, были неплохо осведомлены о нем самом. О проклятии, тяготеющем над родом Монтековых. Что сказал Маршалл? Чума на оба ваши чертовы дома. Чума, поражающая все, что они собой представляли.

– Ничего не поделаешь, в кровной вражде всегда есть жертвы, – выдавил из себя Венедикт.

– Да, – ответил Белый цветок. – Думаю, так оно и есть.

Они приколотили еще одну панель, закрепили петли. Как только гардероб обрел свои очертания, Венедикт извинился и пошел своей дорогой, предоставив остальным завершать сборку. Выйдя, он пошел по коридору, пока не очутился в пустой гостиной. Только здесь он прислонился к стене с отстающими обоями, у него закружилась голова, и все перед глазами стало совершенно белым. Он хрипло дышал.

Я слышал о твоем друге.

О твоем друге.

О друге.

Почему он не может скорбеть о своем друге, как это делают другие? Почему не может жить дальше, как Рома? Почему он застрял в своем горе?

Венедикт с силой стукнул кулаком по стене.

Иногда ему казалось, будто он слышит в своей голове чей-то голос – голос какого-то чужака, который все шепчет что-то. Да, поэты писали о своих внутренних монологах, но то наверняка были лишь метафоры, так почему же его внутренний голос так громок? Почему он не может заткнуть себя самого?

– …non?

Со стороны коридора донеслось какое-то бормотание, и он открыл глаза, а голос в его голове сразу же замолчал. Похоже, он не может заставить себя замолчать, но это могут сделать странные звуки вокруг.