А что до глаз, то здесь у Евы и вовсе подкосились ноги. Эти серые глаза не могли принадлежать простому человеку. Это были глаза настоящего зверя. 

Она ловила на своём теле холодный, бесчувственный взгляд волка, в котором не было ничего кроме животной дикости и жажды крови. Чувствовала, как он шарит по ней, не пропуская ни единой клеточки. Как проникает в глубину её тела и сжимает своими огромными, когтистыми лапами истерзанную душу...

И теперь, видя этого мужчину вживую, Ева впервые поняла, почему он единственный, кого действительно боится Аббас.

- Так значит, это тебя мне подарили? – сжал он её челюсть чуть сильнее, подтягивая ещё ближе.

Настолько близко, что Еве пришлось упереться в подлокотник, чтобы не упасть ему на грудь. В нос ударил крепкий мужской запах, смешанный с табаком и кедром, от которого внутри всё стянулось в странный тугой ком.

- Д-да… - с таким немыслимым трудом произнесла Ева, что последний звук превратился в немое шипение.

6. Глава 3

Саид

Казалось, в его теле не осталось ни единого отверстия, куда бы ни попал песок.

И именно за это Асман терпеть не мог пустыни, хоть и чувствовал себя там как рыба в воде. Его никогда не пугало отсутствие воды, огненное солнце и адская засуха.

А вот песчаные бури и самум совершенно не переваривал.

Одно хорошо. Зделка закончилась и теперь у него на счету красовалась кругленькая сумма в сто тысяч зелёных.

Осталось только добраться домой, принять душ и отметить это крепким трахом с какой-нибудь роскошной киской. Да так, чтобы драть её всю ночь до самого утра. Входить по самые яйца, пока в глазах не потемнеет.

Брать, как только душе угодно. Чтобы орала и кричала, захлёбываясь собственными стонами.

Долбить до потери сознания, чтобы потом с головой в сон. Без сознания и в самую бездну.

Яйца сводило от адской боли. Казалось, что за две недели их сдавили в железных тисках, готовясь выдрать на живую.

В их лагере были женщины. Вполне себе привлекательные. Молодые и фигуристые. Да и с резинкой он бы вполне свободно мог отодрать парочку по вкусу.

Но в жизни Саида было одно не маловажное правило: «Никогда не трахаться там, где работаешь», о чём более чем красноречиво свидетельствовал шрам в бочине.

Ещё когда-то давно, когда он только-только начинал поставлять оружие по проторенным военным дорожкам, член взял вверх над здравым разумом, и его чуть было не прирезала потаскушка, с которой тот решил отметить завершенную сделку.

Так, что он до сих пор помнит кровь, боль и шею девчонки. Помнит треск, с которым свернул её, действуя на инстинктах.

А ведь эта дрянь как следует его пырнула, выполняя приказ Мухамеда, закончив их сделку перестрелкой и поездкой в дешевую больничку на окраине города. 

И именно поэтому он с предвкушением ехал домой, вспоминая рассказы Хасана. С момента прилёта Теунов все уши ему прожужжал, сажая телефон рассказами про сладенькую киску, которая уже давным-давно ждёт его в кровати с разведёнными ногами.

Поднявшись к себе в комнату, собираясь избавиться от военной формы, без которой в пустыне можно было носить разве что тряпки бедуинов. Он уже представлял, как сначала его новая любовница примет с ним душ, ублажая ртом, а затем он возьмёт её у себя в кровати, лишая невинности о которой с таким упоением напивал Теунов.

Хотя байки про невинность казались Саиду полным абсурдом. Ну какие нынче могут быть девственницы в двадцать лет. Да ещё и среди русских девок?!

Бред сивой кобылы и только!

Наверняка тот отрыл для него какую-нибудь умелицу, у которой врачи поковырялись в промежности, а теперь собирается заработать себе его расположение.