Вынырнув у трапа, прошу подать мне болторез (ножницы арматурные), с борта свешивается фигура, плеск возле уха, и нет у нас больше болтореза! И бить… И биться сердце перестало! Слышу:

– Может, «болгарку» ему?

– Нет! Он ей вал перепилит!

Василич, не отпуская сигнальный конец:

– Какая «болгарка» под водой! Мозг включите!

– Дайте пройти!

Иваныч, спустившись по трапу, вкладывает мне в руку свой нож, которым можно гвозди строгать!

– Режь пока этим!

Погружаюсь, иду к винтам. Режу, режу, режу, и тут раз – фонарик, оставив меня в полной темноте, сверкнув разок, уходит в бездну. Ядрёна кочерыжка! Любил я этот немецкий фонарик!

По ходовому концу выхожу к трапу, а трапа нет. Ой! Есть лесенка над моей головой, есть шлюпка с матросом, а трапа нет.

– Я, блин горелый, фонарь утопил!

– А мы трап! Трах его тебидох!

– Понятно.



Дальше работаю в полной темноте, скользя по валу, очищаю его от цепких пут. Очищаю лопасти. И после очередного разреза «борода» уходит по течению. Всё! Концы в воду!

Всё. А вылезать-то как? Руками до нижней балясины я дотягиваюсь, твою дивизию, а дальше как? На мне скуба[1], грузовой пояс, ласты! Вот ёрш твой, красный медь! Через борт лайнера свисают сочувствующие, подсказывающие лица. Красотища!

Кое-как подтянувшись, закинул ноги в зыбкую шлюпку, покряхтел, поскулил, но залез целиком. Откатились подальше от кормы. Закрутились винты парохода, мимо шлюпки проплыла срезанная «борода». А где-то под нами, в реке, на шести – восьми метрах лежали фонарь, болторез и водолазный трап. Жаль фонарик, самая дорогая для меня вещь.

Стояла тихая и ясная погода, светило солнце, с палубы уходящего парохода нам кричали и махали руками люди. Глядя на этих людей, продолжавших своё путешествие на лайнере, грусть от потерянных вещей ушла, на душе было легко и радостно.


Фото из интернета


Красотища та какая

Недалеко от нашего города протекает река Осётр. Раздолье для туристов, рыбаков и охотников. Привлекают людей и живописные места, какими богата наша природа, и рыба в корягах, и утки в камышах. А ещё серьёзный характер реки.

Пороги! Перекаты! Быстрое течение! Резкие повороты! Всё это манит сильных и смелых людей готовых лихо пройти на байдарке (лёгкой, узкой спортивной лодке без уключин с двухлопастным веслом) по стремнине потока.

Эту реку я знаю с детства. Ребёнком бежал за своей мамой, участницей многочисленных походов, помогал собирать дрова и ставить палатки. Проходил тропами и форсировал реку на ровне со взрослыми. Потом были самостоятельные походы, сплавы, подводная охота. Случалось всякое.

Как-то в сумерках охотясь в Осетре, увидел у самого берега Голавля. Рыба была большая, смирно стояла у поверхности воды, так что часть спины торчала на воздухе. Подкравшись по не глубокому плёсу ближе, освещая свою цель фонариком, целюсь. И тут гаснет фонарь!



Словно шторки на глаза опустили, ничего не видно. Мгновение, и фонарь светит опять. Голавль стоит, как стоял. Боясь снова остаться без света, тороплюсь с выстрелом, и «метко» стреляю в берег. Голавль стартует как торпеда, а из глинистого берега торчит только хвостовик моего полуметрового гарпуна. Ну, только наточил я, заморский наконечник.

Дёрнув раз и другой, понимаю, что гарпун мне достать будет не просто. Упираюсь в берег ногами и тяну! Сижу на корточках, в редких кустиках, растопырив ласты и ворча сквозь маску всё что знаю о скользких рыбах, о подводной охоте и мокрой реке, тяну его на себя, крепко держа руками и упираясь ногами, выворачиваю с комком глины.

И тут, Ой! Подняв глаза, увидел деда в нелепой позе, с широко открытыми глазами, нервно крестящегося глядя на меня. Другой рукой дедушка прижимает к себе за шею козу. Рот у козы открыт, язык свесился, глаза закатились. Понимая конфуз ситуации, выплёвываю загубник и кричу: