Она кивнула, в голубых глазах вспыхнуло облегчение.

– Ты же пойдешь к Исаю? Он же должен…

– Я сказала, что справлюсь сама. У Исая не меньше проблем, не трогай его. Более того, не смей никому говорить, что я занялась этим делом, ясно тебе?

Она выглядела озадаченной.

– Но почему ты не хочешь поговорить с Исаем? Ты не представляешь, какой монстр Балашев… Он…

Я подошла к ней вплотную, стараясь убедиться в том, что она запомнила каждое мое слово.

– Я знаю, кто такой Балашев, и знаю, что между моими братьями и так много обид и злости. Я хочу сохранить свою семью, и сделаю для этого все. Поэтому держи рот на замке, и больше не провоцируй Мирона.

Когда мне было пять лет, я жутко боялась грозы. Самые страшные моменты моего детства происходили именно в это время. Так уж сложилось, что моя больная на голову мать в дождливые дни чувствовала себя по-особенному отвратно, и не пренебрегала возможностью выместить всю злость на мне. Братьям не доставалось никогда, они все были похоже на отца, жить без которого она так и не научилась. А я, будучи гадким утенком, из общего с семьей имеющим лишь цвет глаз, раздражала ее куда сильней. Вот и доставалось мне по-особенному часто.

Когда меня забрали в детский дом, мать больше не могла надо мной измываться, но гроза наводила на меня все такой же ужас. Под громкие раскаты грома, прячась в темной кладовой, я рыдала и молила о том, чтобы это прекратилось. В один из таких моментов, когда, казалось бы, надежда на что-то хорошее ускользнула безвозвратно, когда я чувствовала себя бесконечно одиноко и несчастно, горячие прикосновения чужих рук вернули меня к жизни. Помню, как слезы не давали видеть, но я знала, что открыл дверь кладовой, и взял меня на руки мой старший брат. Он пришел за мной. Как и обещал когда-то, Исай не оставил меня и вернул в семью. Семью, главой которой он стал, семью, где не было места ни насилию, ни унижениям, ни боли. В семью, выбравшуюся из нищеты и подарившую нам всем четырем сиротам дом, счастье и заботу.

В один из дождливых вечеров, когда бушевала гроза по-особенному люто, я сидела в плетеном кресле во дворе нашего дома, укрытая пледом и прильнув к старшему брату. Исай неспешно пил пиво, обсуждая с братьями тонкости планируемого дела, а я смотрела на его сильный профиль, на чуть взъерошенные от ветра волосы, на уверенный взгляд и сильные руки, и в тот момент я вдруг осознала одну истину. Я больше никогда не буду бояться грозы. Зачем мне ее бояться, ведь тот, кто сидит рядом, мой старший брат и есть самая страшная и лютая гроза.

Резкий стук в стекло заставил вздрогнуть. Встрепенувшись, я осмотрелась по сторонам. На пассажирском сидении все так же лежала черная спортивная сумка. И когда очередной стук кулака о стекло привлек мое внимание, я вышла из машины.

– У тебя пять минут – не больше. И то, не особо он жаждал впускать тебя.

На улице шел дождь, и в свете уличного фонаря я видела, как капли воды отскакивают от воротника и плеч кожаной куртки Антона. В хмуром выражении лица таилось предостережение. Я забрала сумки из салона и закрыла дверцу машины. Антон ждал меня у двери. Когда я приблизилась, он выглядел озадаченно.

– Сумку придется сдать, и я должен досмотреть тебя, – проговорил, виновато опустив взгляд.

Я улыбнулась в ответ. Антон уже пару лет как ушел от Исая, и работает на его конкурента. Но даже сейчас, когда брат исчез с радаров, и ничего не известно о его судьбе, он продолжает относиться ко мне с уважением. Столь незначительный момент растрогал меня настолько, что на мгновение в глазах защипало.