– Дай мне объяснить все… пожалуйста, – прохрипел он.

Мой взгляд последовал за его пальцами, так отчаянно впивавшимися в мою руку, причиняя легкую боль. Но это было совсем ничто по сравнению с адом, разверзшимся внутри.

– Объяснять надо было, когда тебя просили, а теперь… я не хочу тебя видеть.

Это действительно было сложно. Так несказанно трудно: смотреть в знакомые, родные глаза, и пытаться выстроить между нами стену ради собственного спасения.

– Я знаю, – выдохнул он, растрепав рукой и без того взъерошенные волосы, – знаю. Я поступил, как последняя тварь. Я не имел права убегать, оставив на тебя сына, но…

Он покачал головой, словно и сам до конца не зная, чем оправдаться, как объяснить содеянное…

– Я не выдержал, – признался наконец с тяжелым вздохом. – Все это было шоком для меня тоже. Я не мог поверить, что такое случилось со мной… с нами… не мог осознать, что предал тебя. А ты задавала вопросы, просила ответы… а в том состоянии я и себе не мог толком ничего объяснить…

Этот разговор явно затягивался и затягивал в себя, как в пучину, меня саму – в эту ситуацию, в эти оправдания… и я понимала – мне предстояло сейчас решить, а хочу ли я вообще все это слушать? Или мне тоже требуется время, чтобы понять, а имеют ли вообще хоть какое-то значение его слова? Да и есть ли вообще такие слова, которые способны оправдать измену?

Я не могла их себе сейчас представить.

– Не вышло бы у нас тогда никакого нормального разговора, – горячо заговорил вновь Валера, словно чувствуя мои внутренние колебания. – Мы оба были в шоке, оба на срыве… что могло из этого выйти, кроме криков и поспешных безрассудных решений?

– А может, я уже все для себя решила? – вздернула я бровь. – Без тебя. Пока ты где-то там прохлаждался…

– Я был в отеле, – ответил он. – Пытался уложить все это в голове, а потом… попросту надрался…

– А знаешь, что делала в это время я? – вспылила я мгновенно. – Ухаживала за твоим ребенком и сходила с ума от беспокойства, задаваясь вопросом, а жив ли ты вообще!

Он вдруг улыбнулся – так странно, словно бы неохотно, будто бы и сам не ожидал, что сумеет растянуть потрескавшиеся губы в слабой улыбке, и, прислонившись к стене, устало прикрыл глаза.

– Знаю, что не должен был так поступать… но я знал, что только тебе могу доверить Мишу.

У меня были у нему миллионы вопросов. Но стоило ли их задавать? Стоило ли утопать в этом болоте, в которое оказалась без спроса втянута, еще глубже?

И все же я не выдержала. Коротко кинула:

– Где ты его взял?

Он вздохнул, помотал головой, словно отгонял от себя неприятные видения.

– Мать ребенка сказала, где его забрать. Я приехал туда… меня встретила старая женщина и передала мне Мишу.

– Кто его мать?

Он зажмурился, словно этот вопрос причинял ему боль.

– Это трудно объяснить…

– Но ты уж постарайся, – язвительно заметила в ответ. – Возможно, это твой единственный шанс.

– Я ее даже не знаю, – произнес он размеренно. – Точнее, почти не помню. Много лет назад я… проснулся в отеле, в котором жил, после вечеринки в честь завершения строительства очередного объекта. Мы тогда много пили… и я вообще не помнил, как добрался до номера, а утром… обнаружил, что в постели не один. Она уверяла тогда, что у нас ничего не было… а недавно позвонила и попросила увидеться. И вот вчера… я узнал о Мише.

Я потрясенно смотрела на него, пытаясь осознать все услышанное.

– Ты понимаешь, что это может быть… вообще не твой ребенок? – поинтересовалась сухо, сложив на груди руки. – Что его могли попросту на тебя скинуть…

– Понимаю. Но оставить его там я не мог. Та женщина и то, как выглядел Миша… ясно говорило о том, что с ним не очень хорошо обращались.