Софья Федорченко Народ на войне читать онлайн страница 30

Царь, говорит, это дуб большой, ветвистый. Ветки те – министры да князья разные управляющие. Дуб-то свернете – обломятся и ветки, люди нужные да большие. А тот ему: с корнем дуб тот выкорчевать, ни желудя не оставить. Оплел корнями землю, последние соки тянул. А ветками солнца лишал. Ненадобен нам дуб такой и ветки его гибельные. Свое взрастим.

Как царевые хоромы
Развалилися,
По всему по свету громы
Раскатилися.
Как не жалко нам царя,
Никакого писаря,
Жалко времечко прожить,
На позициях тужить.

Вот бы знать, как у нас на деревне царя провожают. Занятная это штука – деревня. Где стена – там на царе ордена. А думаю: и туда толк дошел.


По сказкам хорошо было, а по правде-то, бывало, перетолкуем, и видать – не по деньгам нам царь.

Уж такой-то герой
Николай Второй,
А Керенский-депутат
Не велел в Питер пускать.
Богу маливалися,
На царя надеялись,
От них отвалилися,
По домам нацелились.

На верхах душеньки раззорливые. Эдаких без денежек для себя не позаведешь. Вот и проворовались.

Говорили, танцы царь любил. Да не сам плясал, а Распутина со знаменитой плясуньей польки танцевать заставлял и на них, на двоих, всю казну растратил.


Польская девица-артистка при царе в любовницах жила. Из-за нее царь-то и приказал Распутина убить, приревновал. А сам выехал, будто не его дело.

Под высокою под елью
Я построю царю келью,
Пусть нас не касается,
Во лесу спасается.
Длинноногий галаган[23]
Сорок девок залягал,
Николай наш Николаич[24]
По престолу стосковал.
Эх вы, рожи, рожи, рожи,
Как стоит престол порожний,
А я здесь войну покончу,
На престол тот разом скочу.
Никуда ты, брат, не скочишь,
Не один войну-то кончишь,
Мы престол тот соблюдем,
Под курятник отведем.

Думаю я, теперь все цари облетят, словно лист сухой. И бури не надо, коль на них зима пришла.

* * *

Легкое дело – триста лет. Отсосали свое. Тут ничье дело. Сами пережрались до отвалу.


Жили-были царь с царицей. Всего у них через силу много. Соскучились с перебытков разных. «Подавай ты нам, – говорят, – во дворец царский сермяжного самого мужика со смердьими словами. А то князья-графы нам до некуда тошны стали». Вот и пришел Гришечка и так их царские утробы распотешил, что уж всего им для Гришечки того мало: «Гадь, Гришечка, на наши царские головы». Призавидовали тут графы и князи, Гришечку заманили и убили. А чудо было – царя с престола свалило.

Житие того Гришки Распутного:
Пропраздновал житие долгое,
Во скиту с толку сбился,
Во столице на трон царский забрался,
Не сам велик, не сам красив, не сам умен,
До царицы смел-доходчив,
До царя на язык удачлив,
Всякого обнесет и вынесет,
Денег – злата нагреб кучи,
Камней алмазных – горы,
Девок да баб – толпы.
Жил, пил, словно пес блудил,
Дожился-доблудился до последнего,
Дождался смерти необычливой, —
Как убита собака во княжьем дворце,
Как примята собака на высоком на крыльце,
За девичью порчу, за страдания,
За страну, за России поругание.
А спустили собаку в реку Неву,
Хоронили собаку не в саване,
А в бобровой во шубке во княжеской.
А на том на свете, не как-нибудь,
А сустрел его Вельзевул, князь обрыдливый,
Со всем со бесовским со воинством.

Как Распутина убили, многие из начальства добреть стали. Много их, сказывают, от того Гришки кормились, вот и обробели с сиротства.


У нас разно про того Распутина знали. Кто и за святого считал. Сказывали, будто один он правду царям говорил. За то будто и убили его вельможи.


Сказывали, от народа будто Распутин к царю приставлен был всю правду говорить. Не простой люд его извел.


Сперва-то он хорошо будто народу служил, да переманили его баре, золотом купили, и на баб обласел[25]. Вот и продал он народ, хоть и наш был, серый человек.