«Нет, они не тупые, они просто не желают активно бороться за собственную жизнь и жизнь ближних. Складывается впечатление, что эти люди живут главным образом внутренней жизнью, как бы находятся в состоянии непрерывной медитации. То, что происходит в их мозгах, для них ценнее и важнее внешних обстоятельств – голода, холода, судьбы сородичей, да и своей собственной.

Никогда не видел и не слышал, чтобы старшие обучали младших чему-то заумному. Просто с некоторого возраста ребенок начинает участвовать в коллективных медитациях – когда взрослые садятся в кружок и часами сидят молча. Или, что случается редко, тихо подвывают хором. По-видимому, это и есть обучение – методом погружения. После какого-то количества таких уроков подросток начинает мастерить себе копье и палицу, а затем выходит на охоту вместе со взрослыми. В некоторых случаях „обучение“ может закончиться сворачиванием шеи или ударом палицы по голове. Означает ли это провал на экзамене или наоборот – совершенно неясно. Вполне возможно, что происходит „подключение“ подростка к некоему общему информационно-чувственному полю. Через это проходят, кажется, все мальчишки. А вот Хью не прошел и остался „неподключенным“. Чтобы понять все это, нужно, наверное, родиться неандертальцем, а чтобы объяснить – мыслить как кроманьонец. Такое, скорее всего, невозможно».

И вот однажды Семен понял, что ключ к неандертальскому сознанию он держит в руках. Точнее, этот «ключ» сидит перед ним за грубым деревянным столом – Дынька!

К концу первого года обучения Семен окончательно убедился, что по своей «массе» способности неандертальских детей не уступают таковым кроманьонских, но эти способности иные. В самом начале обучения он пережил небольшой шок. Для тренировки устной речи детям было предложено описать какой-нибудь предмет – камень, лист растения или палку. Девочка-неандерталка выбрала лист растения и принялась подробно описывать его цвет, размеры, форму и отличия от других. Когда она закончила, Семен спросил, не желает ли кто-нибудь что-то добавить или исправить. Желающий нашелся – неандертальский мальчишка. Он встал и заявил, что лист описан правильно, но верхушка у него погрызена гусеницей, а не оторвана. Девочка вновь попросила слова, и завязался спор, суть которого Семен понять не мог, пока до него не дошло, что речь идет не об абстрактном листе, а о вполне конкретном – предпоследнем снизу на крайнем стебле левого куста крапивы, что растет за забором возле калитки. Через эту калитку все проходили множество раз, но кроманьонские ученики способны дать лишь общее описание, неандертальцы – любого листа на выбор по памяти. Семен же вообще эту крапиву не замечал и только сейчас узнал, что она там действительно растет.

Позже выяснилось, что неандертальцам легче запомнить наизусть сотню-другую примеров, чем произвести деление или умножение в столбик. Основы физики, геометрии, механики они способны понимать лишь до определенного предела, после которого растолковывать им что-либо бесполезно. В этих областях лишь Дынька смог хоть как-то двигаться вместе с кроманьонскими детьми. Зато незнакомый язык, чтение и письмо неандертальцы осваивали гораздо быстрее. То, что Семен «давал» по географии, биологии, истории и «религии», они схватывали буквально на лету. Составить рассказ или сказку с использованием новых слов никогда не было проблемой – любой неандертальский малыш мог импровизировать сколь угодно долго. Их персонажи никогда не погибали, даже будучи съеденными, но постоянно превращались в кого-то или во что-то.

Все это Дынька мог не хуже сверстников-сородичей, но при этом он был еще и твердым троечником по «кроманьонским» предметам! «Это – шанс, – понял Семен. – Это будущий мой проводник в духовный мир „альтернативного“ человечества. Пускай проходит свое странное неандертальское посвящение, лишь бы его не прикончили в итоге. Надо сказать Хью, чтоб присмотрел – меня-то летом здесь не будет».