– Так получилось, что я назвала вашу фамилию, даже вас не уведомив – цейтнот. Но вы меня понимаете. Не в обиде, надеюсь?

– Да что вы, Софья Игоревна! Никак не ожидал – вот сюрприз! А более конкретно они ничего не сказали – что это за структура, чем я буду заниматься?

– Нет. Все детали – при личной встрече с этим… сейчас посмотрю…

Фонвизина протянула листок бумаги с фамилией министерского чина, телефоном и адресом.

– Вот, это вам. Звоните им сами и приезжайте на встречу, когда скажут. А ко мне – через два года. Если оба живы будем.

Посмеявшись, они пожали друг другу руки, и Нарышкин ретировался.

Фирма, куда он влился, занималась строительством гидроэлектростанций, и ангольский проект был одним из многих, которые она успешно реализовала в самых разных странах мира. Попасть на такой контракт мечтали сотни классных переводчиков, тем более в неспокойный и безденежный этап перехода страны на капиталистические рельсы, – а Нарышкин в этом смысле даже не ударил пальцем о палец: счастье само приплыло к нему в руки. Единственное, что огорчало, это очередная разлука с домом – и в очередной раз надолго. Ладно, дом никуда не денется, говорил он себе, зато бабла заработаю немерено. И в этом был прав.

Прощание с Козловым в Рыбном переулке прошло как-то буднично. «Юнга Северного флота» с башкой, постоянно одурманенной самогоном и водярой, поначалу не понял, по поводу чего проставляется Нарышкин – очередного возвращения или очередного убытия куда-то. Когда московский гость разлил по одноразовым стаканам угощение и рассказал о планах своего отъезда, Козлов просто пропустил информацию мимо ушей. Ведь друг его только-только из армии вернулся… «Ангола? Какая еще Ангола?» – переспросил он. Нарышкину показалось, что Серега из-за плохо рисуемых в голове понятий «Африка» и «Ангола»в связи с их огромной географической удаленностью от родных широт просто бессилен сформировать в сознании пребывание его, Нарышкина, где-то у черта на куличках – на Черном континенте. Возможно, в голове Козлова слово «Ангола» на тот момент ассоциировалось с каким-нибудь кинотеатром или торговым центром, но никак не с конкретной страной.

– В Анголу уезжаю, это Африка, континент. За Средиземным морем начинается. Понятно?

– Охренеть… Это как?

– А вот так. Еще на пару лет. Смотри, держись тут без меня.

Нарышкин не стал объяснять сильно захмелевшему Козлову подробности: все равно не поймет, каким образом ему удалось нарыть эту работу, да и остальное – то, что это интересный проект и отличная практика в португальском языке – не годится для его ушей. Основное, что Козлов вынес для себя из разговора, – по возвращении его московский друг сможет беспрерывно пить водяру лет двадцать. На том и расстались.

Нарышкинское пребывание в Анголе мы опустим, ибо оно, равно как и армия, не затронуло их отношений с Козловым. Из переписки с родителями он лишь узнал, что у Козлова родился сын, но, по словам предков, ни ребенка, ни его мать они не видели. Не знали они и того, являлась мать ребенка официальной женой Козлова или нет. Сам же он так и жил один за своим заросшим хмелем забором, не меняя привычек. Ничего, приеду – разберусь, что почем, думал Нарышкин. Вот почему более логичным будет переместиться в Рыбный переулок «под конкретику» – то бишь спустя два года: Нарышкину в ту пору стукнуло тридцать.

Итак, стоял май месяц, дачный сезон давно открылся, и Нарышкин въехал в переулок за рулем своей новенькой «Лады». Еще по дороге он заметил, что в поселке произошли кое-какие перемены: появился асфальт там, где его раньше не было, вместо старых – деревянных и приземистых – домов выросли новые, из камня, в два и три этажа. Это означало, что на участках сменились хозяева. В принципе, рано или поздно так и должно было произойти: близость к Москве, развитая инфраструктура, по соседству река и необъятный лес – очень даже лакомо для нуворишей. Прежде чем припарковать машину у своего дома, Нарышкин бросил взгляд на владения Козлова и обнаружил у входа на его участок – калитка по-прежнему отсутствовала – группу алконавтов, среди которых узнал только Игоряныча. Рядом с козловским забором было сложено с десяток строительных железобетонных плит, и «группа товарищей» кучковалась как раз перед ними, частично застилая панораму. Нарышкину все это показалось странным; заглушив движок, он направился к честн