Я хмыкнула польщенно, а кучер продолжал с легкою тоскою:

– Родители тебя очень любили, да?

– Ну да, – растерялась я. – А как иначе? Батюшка меня на руках носил и ни в чем мне не отказывал. Да и мама у меня нежная и добрая.

– А я сирота. В приюте рос. Там нас учили только слушаться и молчать.

– А как же ты к Долоховым попал?

– По дурости молодецкой, – усмехнулся Ермол. – Смешная история. Работал извозчиком, влюбился в девушку, в Устю. Но она горничной госпожи Олены была, я даже смотреть не смел в ее сторону. В те времена Долоховы часто в Большеград приезжали, в “Черной розе” всегда останавливались. Я весь день у гостиницы торчал только чтобы ее увидеть. Только я их и возил по городу. Они уж привыкли, ждали меня.

Я моргнула, переваривая услышанное, и спросила робко:

– Так разве Казимир Федотович не из простых? Говорили же, что он сам заводы построил?

– Сам-то сам, да на отцовы деньги, – пожал плечами Ермол. – Федот Прохорович добрейшей души человек был, даром что из торговцев. А Казьмир лавки-то семейные частью продал, частью себе оставил. В них теперь посуду свою и продает.

Я вздохнула. Вот и не расстройся. Я-то думала, что он сильный и умный, а на отцовы деньги каждый умный человек сможет завод построить. Хотя… ему ведь всего пятнадцать было. Вот дай мне сейчас кучу денег – что я с ними буду делать?

– А как ты с Устиной-то сошелся, Ермол? – вспомнила я, когда уже в Университету подъезжали.

– Так обыкновенно. Подстерег ее у гостиницы и прямо все сказал: жить-де без тебя не могу, все сердце мне выела. Сам не знаю, что тогда на меня нашло. Помрачение какое-то!

Видно было, что воспоминания доставляют кучеру удовольствие. Он и гордится своей смелостью, и смущается ее. Но ведь хорошо же все сложилось, значит, судьба то была!

– А она от меня убежала. Уже потом Федот Прохорович меня нашел и работать на него предложил. Говорю же, редкой доброты человек был! И сын в отца пошел. Никогда бедного не обидит. Жаль только…

– Чего жаль? – встрепенулась я.

– Доктор Пиляев говорит, недолго нашему Хозяину осталось. Сердце у него слабое. Помрет скоро, все Ольге останется. А она, конечно, хорошая, да разве ж справится с таким хозяйством-то?

Всю обратную дорогу домой я пыталась придумать, как можно Долохова спасти. Неужто у целителей никакого средства нет?

Нравился мне Хозяин. Хороший он. Ему бы жить и жить, сколько добра мог бы принести людям! Как это – помрет скоро? Нет, я не согласна! Нужно будет с мэтром Пиляевым переговорить. Может, он чего подскажет.

Ермол завез меня домой – крюк небольшой был. Я только обрадовалась. Поутру на фабрику приду сама, как и положено, пока что с семьей чаю попью – пряники вкусные очень оказались – да новыми ботинками похвастаюсь.

– Ох и не нравится мне все это, Мариша, – неожиданно сказала мать. – Слишком все гладко складывается. И денег-то тебе заплатили, и ботинки новые, и домой с кучером возят. Не может быть все так хорошо. Жди беды.

Накаркала, конечно же.

Утром, когда я к фабрике пришла, мне сторож сказал, что Хозяин еще не приехал. Странно, он не опаздывает никогда. Ну, может дела какие задержали?

Меня пустили в кабинет. Я села, разложила листы. Немного порисовала, потом вспомнила, что надобно спросить про цвета красок в рисовальной мастерской. Сходила, поболтала с мужчинами, до обеда рисовала палитру.

Казимир не приехал.

После обеда сидела в мастерской у теток, рассказывала, как давеча ездила в город. Срисовывала узоры с чашек, попробовала сама раскрашивать. Получалось вполне недурно.

Казимира так и не было.

Когда прозвенел колокол окончания рабочего дня, я вышла за ворота, и ноги сами собой понесли меня совсем по другой дороге. Не по тропке, что к деревне вела, а к широкому тракту. На душе было тревожно, я все чаще вспоминала слова Ермола, и мне мерещилось, что в долоховской усадьбе застану я слезы и траур. Что я скажу, если окажется, что с Казимиром Федотовичем все в порядке? Как объясню свой визит? Я не знала.