Столько мест желал посетить, все их души срисовать для мира, а, может, и для себя. «Покажу себя миру безжалостному. Быть может, кто-то в нём не только оценит мастерство, но и поймёт его, кто-то и поддержит в его начинаниях, кто-то спасёт, кто-то погубит."…

Снова вспомнил Леро, и душа заметалась – то к ней, то ко всему миру. «Она ушла!», – рычала одна сторона, «Она вернётся!», – отвечала другая. Кому из них верить, если в обеих есть он?!

–Да и что он способен ей дать, если она вернётся?!

–Ничего.

Дар взял верх над неокрепшими чувствами. Чтобы окрепнуть, им нужно время, а у них с Леро его не было. Скажете, что его выбор жесток? Не спешите с выводами, скоро в его голову придёт такое, на что никто из нас не способен, и выбор его, действительно, пропитается жестокостью…

«Интересно, как выглядит душа ни живого и ни мёртвого? Как выглядит душа, к примеру, памяти? Это ведь не дом, не луна и не человек.». Начал представлять её, и она представилась спиралью, с обеих сторон которой присутствует конец. «Если силуэт это художник, то способен он на многое, раз на войну собрался без меча. Значит, он не просто рисует, а воплощает свои души в жизнь…».

Сейчас, как никогда, художнику нужна была поддержка. Поддержка это то, чего всегда не хватает, сколько бы её на тебя не осыпалось. Арлстау вспомнил всех людей, что считал близкими и позвонил, кому смог, спросил: как дела, поговорил о жизни. Всем сообщил, что отправляется в путешествие, но, что бы он не сказал им, они всё равно будут переживать. Переживания близких людей имеют колоссальную связь с судьбой человека, о котором переживают, но, к великому сожалению, ничего хорошего они принести не способны. А жаль. Как бы не учил он их не переживать за него, это было бесполезно, потому что переживания – неотъемлемая часть человечности.

Набрал номер деда, и тот, как обычно, начал уговаривать его заехать к нему в гости. Арлстау чувствовал себя уязвлённым в такие моменты, жалость смешивалась со стыдом и пропадало желание доживать до старости. В старости не слабеют лишь нюх и чутьё, и дед понимал внука, почему тот не едет.

Когда позвонил маме, она задала те же самые вопросы, что и задавала в его прошлый звонок – то, что самое важное для неё, чтоб отложить свои беспокойства на время. Он любил её, но ему всегда было сложно говорить ей это слово. Сыну сложно говорить о чувствах так, как это умеет дочь.

Мама в словах не нуждалась, сама знала, как любит её сын. На этот раз, он сказал ей слово «Люблю», но не признался в том, что собирается в путешествие.

–Почему?

–Кое-что застряло в голове и просится наружу!

Душа памяти не вылетала из головы до порога дома. Он уже собрался и вышел, и решился идти, но застыл на пороге. На плечах баул – в бауле два полотна, документы и всё содержимое сейфа.

Ни тучки на небе, и солнце цветёт – всё идеально для дороги. «И небо видит наши строки; и солнце слышит наши мысли; и вовсе мы не одиноки – просто, одни взлетаем выше…», – думал он, так и не прогнав из головы душу памяти.

«У дорог нет памяти!», – воскликнул он про себя, и голос в голове звучал, довольно, резко, а мысли стали разум похищать! В дороге мало, что запоминается и случается, все события приходят, когда ноги перестают идти, и тогда нужно быть во истину осторожным.

«Возвращаться – плохая примета!», – сказал он сам себе и сам себе ответил, – «Какое мне дело до приметы, если могу нарисовать её сам?».

Колебания были недолгими, и он решился на недодуманную, крайнюю меру. Зашёл в дом и приготовил всё для создания очередного шедевра.

Хотел встать на колени, но передумал – «Перед такими душами не стоит ползать на коленях.».