Мила проснулась и резко села на кровати. В руках у нее была красная ленточка, а на коленях лежала открытая тетрадь. Она провела рукой по щеке, пытаясь прийти в себя.

– Что это было? – тихо спросила она сама себя.

В комнате все было точно так же, как когда она засыпала: все рисунки на своих местах, окно закрыто, а шторы задернуты. У кровати ждали ее пушистые тапочки, а волосы, как всегда заплетены. Посидев так несколько минут, Мила взглянула на часы, стоявшие на тумбочке: пятнадцать минут седьмого.

– Рано, – заметила Мила. – Особенно для Рождественского утра.

Повалявшись в кровати еще полчаса, но, так и не уснув, Мила встала и пошла в ванную.

Ровно в девять часов в квартире раздался телефонный звонок.

– Алло, – взяла трубку Мила.

– Здравствуйте, – раздался в трубке незнакомый мужской голос. – А можно мне услышать Джона Вебстера?

– Одну минутку. Папа! – крикнула Мила. Джон отозвался недовольным возгласом из ванной. – Тебя к телефону. Не знаю кто. Ты подойдешь?

– Да, – высунул голову из-за двери Джон. – Алло, я слушаю.

И голова исчезла за дверью в ванную. Через несколько минут Джон вышел из ванной с весьма озабоченным видом.

– Что-то случилось? – спросила Мила.

– Да, – ответил отец. – Нам надо выехать сегодня же.

– Что? Но, зачем так рано?

– Там что-то произошло, – озадаченно проговорил Джон. – Куда-то пропал заместитель шерифа.

– А без тебя не справятся? Ты говорил, что нас ждут там только к середине января. Тем более, скоро Новый год, а я хотела его отметить здесь.

– Прости, милая, но, видимо, Новый год нам придется отмечать на новом месте, – положил он руку на плечо дочери. – Собирай вещи. Вечером у нас самолет.

И Джон ушел на службу. Мила только развела руками и расстроенная побрела в свою комнату.

Мила не особенно рвалась собирать вещи, но другого выхода у нее не было. Документы из ее лицея уже переведены в местную школу. Она медленно и аккуратно снимала свои рисунки со стен, складывая их в большую папку. Квартиру было решено не продавать, а оставить в ней за главную Амелию – тетю Милы. Она была рядом все время, сколько Мила себя помнила. Своей семьи у нее не было, так что все свое свободное время, и даже больше, Амелия уделяла любимой племяннице.

«Как-то не хорошо, получается, – думала Мила. – Мы уезжаем, а Амелию с собой не берем. Она всегда так о нас заботилась. Как же она останется здесь совсем одна? У нее же кроме нас никого больше нет…»

Вытащив вещи в коридор, Мила вернулась в опустевшую комнату и села на кровать. Голые стены навивали тоску. Она уже скучала по дому, хоть и никогда не любила это место. Джон уже собирал последний чемодан, когда в дверь позвонили. Мила вздрогнула.

– Так рано, – проворчал Джон, открывая дверь. – Амелия! А я решил, что ты уже не придешь попрощаться.

– Как ты мог так подумать, – ответил приятный женский голос. – Мила дома?

– Я здесь, – выглянула из комнаты грустная и задумчивая Мила. – Привет.

– Здравствуй, дорогая, – Амелия подошла и обняла племянницу.

Светлые волосы, как всегда собранные на затылке, чуть подернулись сединой, в голубых, немного выцветших от времени больших глазах, стояли слезы, голос дрожал. Она еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Для нее это было самым жестоким наказанием на свете. Как у матери отнимают ребенка, так и у нее отнимали сейчас смысл ее жизни.

– Ты собрала все вещи? – спросила Амелия.

– Да, – махнула рукой Мила в сторону стоящих чемоданов. – Думаю, что все нужное точно собрала.

Амелия улыбнулась и закрыла руками лицо. Ее тело содрогнулось, и слезы полились из глаз.

– Прости меня, Мила, я не хотела так прощаться, – сквозь слезы проговорила Амелия. – Не забывай меня.