– Ты говоришь это слишком часто, нежная моя, – рассмеялся Инослейв.
– Я всего лишь говорю правду, – Эви задела ласковая насмешка ветра. – Впрочем, если хочешь, буду молчать.
– Не хочу. Тем более, ты права. Здесь и правда красиво. Пока. Но скоро листья облетят, небо из синего станет серым, пойдут дожди…
– Лишний повод налюбоваться впрок, – философски заметила она. – А ведь сейчас не только здесь так красиво, но и по всей Илирии. И раз уж мы об этом заговорили…
– О нет, – простонал Инослейв. – Ты опять потребуешь взять тебя с собой.
– Конечно, – Эви подтвердила его опасения. – Разве ты сам не говорил много раз, что не хотел бы оставлять меня одну и расставаться?
– Говорил. И это правда. Но даже теперь я все равно боюсь провести тебя через барьер.
– Но ведь я же бессмертная богиня. Что мне может грозить?
– Понятия не имею. Никто и никогда не возвращал жертву обратно в мир… даже жертву, обретшую божественность.
– Значит, ты будешь первым! Это не обсуждается, Инослейв. Ты мне обещал!
– Ничего я тебе не обещал, принцесса, – он качнул сильнее, явно пытаясь уйти от разговора.
– Ты отнесешь меня в Илирию завтра же, – величественно заявила Эвинол.
– Вот ведь настырная!
Инослейв схватил ее в охапку и сорвался с качелей. Эви взвизгнула от неожиданности, дернулась, уронив туфельку с ноги. Несчастная обувь, коричневой искоркой мелькнув на желто-красном фоне, скрылась в реке.
– И что ты наделал? – возмутилась Эвинол. – Где я возьму другие? Это платьев ты захватил гору, а туфли были только одни.
– Я добуду тебе новые, – смущенным голосом пообещал он, возвращаясь на качели.
– Конечно, добудешь. Куда ты денешься? Только на этот раз выбирать буду я сама.
– Ох, Эви, – он стал серьезным. – Ты уверена?
– Абсолютно. Не для того я обрела бессмертие, чтобы вечность просидеть в твоей башне. Здесь красиво, не спорю, но твоя обитель – не целый мир. Да кому я это говорю? Тебе ли не понимать, что такое жажда свободы, простора, новых событий?
– А если тебя узнают? – ветер попробовал зайти с другой стороны.
– В провинции меня мало кто знает в лицо, – возразила она.
– Мало кто знал, – поправил Инослейв. – Теперь твой портрет красуется в каждом доме, а также на стенах домов, на площадях и даже на трактирных вывесках.
– Быть не может!
– «Под сенью благой Эвинол». Как тебе название?
– Чересчур пафосно, – скривилась она. – Хочешь сказать, что я не смогу побродить по провинциальным городам, оставаясь неузнанной? А я так хотела на ярмарку!
– Ладно, придумаем что-нибудь, – сжалился ветер. – Капюшон поглубже надвинешь. В конце концов, люди видят лишь то, что готовы видеть. Вряд ли кто-то ожидает встретить на ярмарке в глухомани королеву, ставшую богиней.
– Значит, ты возьмешь меня с собой завтра?
– Возьму, – он нарочито тяжело вздохнул, – только сначала раздобуду тебе новые туфли. Не в одной же тебе разгуливать.
Инослейв уселся боком и принялся насвистывать один из ее мотивов. Эви удобно устроилась, опершись о его спину, свесила босую ногу вниз и принялась энергично болтать ею в воздухе.
Какое-то время они сидели молча, но эта тишина не тяготила, а напротив, сближала. Им было не так уж важно – говорить или молчать, лишь бы быть вместе. В конце концов, много лет их дружба была молчаливой. То есть Эви-то частенько болтала с ветром, но ответов от него не получала, да и не ждала. Она бы молчала еще долго, если бы не вспомнила то, о чем хотела расспросить его.
– Инослейв, расскажи мне о ветрах.
– Но я же уже рассказывал, – удивился он.
– Ты говорил абстрактно. Но теперь, когда я имела сомнительное удовольствие познакомиться с ними лично, мне интересно, какие они? Ларишаль, Тантарин, Хорастер… Тантарин упомянула право старшинства. Она действительно старшая?