– Только он тебе ахинеей башку проточит. – Предупредил Трифон.

– Да не понравится, вернется! – Успокоил Сан Саныч.

Тут же выключившись из темы, все с головой окунулись в веселье. Вновь спонтанно возникший хор исполнил «Хасбулат удалой», с надрывом протяжно подвывая. Только появление съестного, поданного в огромном блюде, прервало исполнение. Приступили к трапезе с тостами и прибаутками. На этот раз чудотворная жидкость, принятая в изрядном количестве, подвигла молодежь к танцам. Сан Саныч приволок откуда-то баян и Трифон, с умением свадебного музыканта, исполнил попури из шлягеров семидесятых годов. Почему-то делая основной упор на песню Чебурашки, хрипло подпевая «Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам». Девчонки, с первых аккордов ринулись в пляс, пытаясь затащить с собой кавалеров. Митьку Валя, схватив за руку рывком борца сумо, вынесла в центр и, притоптывая, закружила вокруг с дурным всхлипыванием. Дмитрий, зная, противиться бесполезно, грузно затоптался на месте, с интересом поглядывая, как захваченные животным порывом мужчины, втягиваются в ритуальный пляс, поддаваясь безудержному влечению плоти. Даже Георгич и Сан Саныч ринулись тискать девок, хихикая и охая. Напрыгавшись до пота, Митька вывалился из клубка тел и, присев в уголочке, опять с раздражением почувствовал себя лишним на празднике жизни. Радость не проникала внутрь, будто водой окатывая кожу, стекала вниз, не принося свежести и веселья. Опять захотелось одиночества, и под шумок вышел из кают-компании. На палубе остаться одному не получилось. Сюда Георгич привел пышную повариху Матрену и, для удобства прислонив к стенке, порывисто принялся мять, пытаясь путем подножки завалить на спину. Дмитрий, стараясь не испортить борьбу нанайских мальчиков, незаметно ретировался к себе в каюту и, плюхнувшись на койку, попытался заснуть. Но, видимо этот день отличался повышенным магнитным фоном или какой другой аномалией, обитателей дебаркадера потянуло на любовь. По крайней мере, так казалось по звукам, доносившимся из-за стены. И как только в дверь заскреблись, и нетрезвый голос Вали позвал, Дмитрий, не раздумывая, затащил к себе девушку.

Побудку произвел Трифон, с баяном пройдя вдоль кают, дуэтом с Георгичем исполнив в полный голос: «Нас утро встречает прохладой». День открыли купанием в обязательном порядке. Полумертвые люди, попадая в целебные объятья прохладной воды, оживали на глазах. Дмитрий, вместе со всеми принявший участие в водных процедурах, ощутил необыкновенную легкость источаемую водами волшебного озера. Будто заново родившиеся, свеженькие, все собрались в кают-компании. Георгич, прежде чем гости принялись завтракать творогом, яичницей и плюшками с чаем, огласил программу развлечений. Наступивший четверг был объявлен банным. Все мероприятия перенесли на берег, где у егерей срублена баня. Ответственными за доставку бутыли, назначили Сидорова и Николая. На попытку Дмитрия что-то сказать, Георгич отреагировал мгновенно:

– Митьку Трифон отвезет в распадок к утесу. Матрена соберет продукты на три дня. – Заметив, как заулыбался Митька, добавил: – Бытие определяет сознание. – И, постучав пальцем по бутыли башней возвышавшейся на столе, закончил: – А сознание определяет потребности. Вот и выходит, потребности определяют бытие.

Дмитрий, покачав головой, посоветовал:

– Георгич, менять тебе напиток надо. Так ты до теории относительности допьешься.

– Вот с этого и начнем. – Заявил Сан Саныч, и потянулся к бутылке.

Митьке понадобились усилия, дабы теребя то Матрену, то Трифона, отрывая от приятного занятия, добиться отплытия. Наконец, его снарядили. И, провожая всей компанией, отправили в поход. На двух лодках, под крики: «Возвращайся скорей, Одиссей!», Дмитрий с Трифоном отчалили. На приличном ходу минут сорок шли вдоль берега, затем свернули в протоку. Пристали к пологому берегу и Трифон, показывая рукой на избушку прилепленную впритык к расщелине утеса, пояснил: