– Что ты сделал с его фургоном? – спросил Бобби.

– Там была машина с прицепом, и ключи в зажигании. Я отогнал ее за угол. Интересно, найдут или нет?

– Вряд ли стоило возиться, – сказал Бобби. – Грейвс с самого начала сунулся в денник с сигнализацией.

Мы боялись, что он сперва полезет в другой денник, обнаружит, что он пуст, подумает, что перепутал, и уведет одну из лошадей, стоящих в соседних денниках. Мы боялись, что он явится с большой шайкой. Как оказалось, опасения наши были напрасны. Но все равно, лишняя предосторожность никогда не помешает.

Мы заперли пустой денник. Бобби споткнулся обо что-то, валяющееся на земле. Он наклонился, поднял и показал мне толстый кусок войлока с пришитыми «липучками». «Глушитель» для копыт. Наверняка выпал из сумки.

– Резиновыми башмаками он не запасся, – мрачно заметил Бобби. – Решил обойтись самодельными.

Он выключил свет во дворе, и мы некоторое время стояли у двери кухни и ждали. Мы решили, что в ночной тишине шум мотора будет слышен издалека. Но вместо этого мы вскоре услышали во дворе нерешительные шаги.

Бобби снова включил свет. Посреди двора, жмурясь, стоял тот самый мальчишка, очень смущенный.

– Кто-то украл дядину машину, – объяснил он.

– Как тебя зовут?

– Джаспер.

– Грейвс?

Он кивнул и сглотнул.

– Дядя хочет, чтобы я позвонил в полицию и вызвал такси.

– На твоем месте, – сказал я, – я бы вышел из ворот, повернул налево, прошел вдоль улицы, свернул в первый переулок налево, и там будет телефон-автомат.

– О-о, – сказал мальчишка. – Ладно…

Он посмотрел на нас почти умоляюще.

– Дядя говорил, это все равно как игра… – сказал он. – А вышло вон как…

Мы не спешили его утешать. Через некоторое время он повернулся и побрел обратно. Его шаги постепенно затихали в отдалении.

– Ну и что теперь? – спросил Бобби.

– Наверно, теперь стоит привязать колокольчик так, чтобы сигнализация срабатывала, если кто-то подойдет к воротам.

– Да, я тоже так думаю. А утром первым делом отсоединю его.

Мы принялись натягивать начерненную углем веревку через дорожку на уровне колена, когда услышали, как вдалеке завелась машина Грейвса.

– Нашел! – сказал Бобби и улыбнулся. – Кстати, телефона-автомата в том переулке нет. Ты в курсе?

Мы закончили устанавливать свою примитивную сигнализацию и, зевая, вернулись в дом, чтобы поспать еще пару часов. Когда я лег в постель, подумал, что вот так и начинается семейная вражда, которая потом тянется веками, как между Аллардеками и Филдингами, а на уровне наций может обернуться политическими и религиозными преследованиями, и постепенно превращается в привычку, предрассудок, разрушительную ненависть, вошедшую в привычку. «Что ж, – насмешливо подумал я, – начнем с себя. Надо заставить свое подсознание полюбить Аллардеков. Ведь теперь моя сестра – одна из них, помоги ей бог».

А утром людская злоба снова подняла свою уродливую голову.

Телефон зазвонил в половине девятого. Трубку снял я, потому что Бобби был на Поле с лошадьми, а Холли опять тошнило. Это был торговец кормами, который со своим безупречным итонским произношением сообщил мне, что он снова получил номер «Ежедневного знамени».

– Только что нашел ее у двери, – сказал он. – Газета сегодняшняя, за понедельник. И в ней еще одна заметка, обведенная красным карандашом.

– А… а что в ней говорится? – спросил я с упавшим сердцем.

– Я думаю… ну… если она вам нужна, приезжайте и заберите ее. Она длиннее, чем в прошлый раз. И тут фотография Бобби.

– Сейчас приеду.

Я поехал к нему в машине Холли. Торговец, как и в прошлый раз, был у себя в офисе. Он молча вручил мне газету, и я с растущей тревогой увидел фотографию, на которой Бобби выглядел ухмыляющимся идиотом, и заметку в «Частной жизни».